Артековская БИБЛИОТЕКА Артековская БИБЛИОТЕКАБиблиотека 
Поделись!    Поделись!    Поделись!
  АРТЕК +  
 
...у Артека на носу

В.Крючков
Барабан бьёт тревогу

Москва, "Молодая гвардия", 1984


   Международные смены Артека - ЧИТАЙТЕ в нашей Библиотеке


   ▼  ОГЛАВЛЕНИЕ        •  Барабан бьёт тревогу

    •  Здравствуй, Артек! (Непал)

    •  ...И обязательно коммунисткой (ФРГ)

    •  Гигги (острова Зелёного Мыса)

    •  Осколок на ладонях (Ливан)

    •  Плыви, наша пирога, плыви! (Гвинея)

    •  Тимуровцы из Кабула (Афганистан)

    •  Отцовские руки (Швейцария)

    •  Кавалер ордена улыбки (Польша)

    •  Каждый день - борьба (Колумбия)

    •  Сын лоцмана (Австралия)

  Счастливые дни Саманты




Дети разных народов,
Мы мечтою о мире живём.
В эти грозные годы
Мы за счастье бороться идём.
В разных землях и странах,
На морях, океанах
Каждый, кто молод,
Дайте нам руки,
В наши ряды, друзья!

Когда я был маленьким, шла страшная война. Она спалила города и деревни, разлучила детей с родителями, заставила терпеть нужду и голод, унесла миллионы жизней. Двадцать миллионов только советских людей! Все, что у нас раньше было хорошего, называлось – «до войны».

До войны был отец, который носил меня на плечах, ловля раков вдоль берегов сонной речушки, поездки в Москву, катания на карусели, хлеба и сахара вдоволь - всё это отняла война. Не только у меня - у всех детей нашей огромной страны.

Я часто возвращаюсь в голубое утро зимы сорок второго года. Фашистов только что отогнали от Москвы, но они не теряли надежды вновь перейти в контрнаступление и захватить столицу. Вражеские самолеты часто пролетали над нашим селом, и мы различали их по звуку: надсадно воющий - это тяжелый бомбардировщик; резкий, пронзительный - истребитель. Они были знакомы нам, черные стервятники с желтыми крестами на крыльях.

...Я катаюсь на лыжах со снежной горки. На ней - ни души, только я. Снег - сама белизна, он переливается искрами, совсем как росный луг в начале лета. Когда студеные брызги ударяют мне в лицо, кажется, что я бегу по мелководью летней реки.

Вдруг в небе возникает нудный комариный звук. Низко над селом кружит фашистский самолёт-разведчик. 3а его двухфюзеляжный корпус мы с издёвкой называем его и «рама» и «костыль». Что нужно ему в нашем тихом селе, затерянном в калужских лесах, где нет ни жадного военного объекта, если не считать снежной крепости, которую мы построили на горке?

Фашистский пилот раздосадован. Он резко идет на снижение, звук становится пронзительным, и я вижу, как впереди меня снег начинает вспучиваться бугорками, будто летняя пыль, когда на нее падают крупные капли горячего ливня. Мне 6ы надо упасть, зарыться телом в белые хлопья снега, но я упорно карабкаюсь к дому, не выпуская из рук лыжи. А на крыльце мечется моя мама и кричит: «Ложись! Ложись!»

Я не слышу её, но бегу под её защиту.

Самолёт-разведчик, расстреляв боезапас, улетел на запад. Я упал в снег и заснул. Меня втащили в дом и сказали потом, что я проспал целые сутки.

Вот и всё. Маленький эпизод на фоне небывало жестокой войны. Где теперь тот фашистский лётчик, почему ему показался страшным одинокий ребенок на белом искристом снегу? Почему он расстреливал детство?

Такое было не только со мной, но и с миллионами моих сверстников, чье детство могло оборваться от автоматной очереди, от бомбы, от пули. Сколько лет прошло, а до сих пор находят мины и снаряды в лесах и полях Брянщины, Смоленщины, Белоруссии, Прибалтики. Там, где огненным валом прокатилась война.

Мы помним о тех горестях, которые несет война детству, и поэтому бьет тревогу пионерский барабан. Мы помним злодеяния фашистских захватчиков, которые живьем бросали младенцев в костры спаленных деревень, расстреливали детей на глазах обезумевших от горя родителей. Как пауки-кровопийцы, фашисты высасывали детскую кровь, чтобы отдать ее своим раненым.

А разве такое не случалось позже? Вспомним преступления американских агрессоров во Вьетнаме, хотя бы одну деревню Сонгми, вспомним злодеяния израильских захватчиков на Ближнем Востоке, трагедию детей Сальвадора! Почерк повсюду один - почерк империализма, который всеми силами цепляется за старое, хочет сохранить свои позиции и именует свою политику «позицией силы».

Но нарастает гнев народов, гнев простых людей всего земного шара.

Идут по дорогам планеты колонны демонстрантов за мир, против угрозы ядерной войны. Как хорошо, что рядом со взрослыми в этих колоннах идут дети.

Как хорошо, что дети разных стран ездят друг к другу в гости, переписываются, обмениваются песнями и танцами. Когда дети находят общий язык, то и взрослыми будут верны дружбе.

Барабан бьёт тревогу. Со страхом смотрят в небо дети Ливана и Сирии: а вдруг чужеземный самолет вновь сбросит бомбы на мирные селения, как это было совсем недавно?

Дети японских портовых городов протестуют вместе с родителями, когда видят, как в их родные бухты вползают акульи туши подводных лодок: а вдруг внутри там спрятано атомное оружие, уже погубившее однажды прекрасные японские города Хиросиму и Нагасаки?

Дети мира - против войны. Они хотят, чтобы люди забыли даже слово воружие>, а его накопилось на Земле слишком много - нейтронного, химического, бактериологического...

Вспомним, как в ряды юных защитников мира встала американская школьница Саманта Смит из города Манчестера. Девочка самая обыкновенная: кругленькое личико, улыбчивые глаза, золотые крупные веснушки. Она любит смотреть телевизор, знает всех дикторов н комментаторов. Вот, например, главный комментатор дядя Тед Коппель. Он часто показывает на экране, как по улицам Москвы везут огромные ракеты, и говорит, что Советский Союз хочет выстрелить этими ракетами по Америке.

Саманте становится страшно. П Америке, значит, и по ней? Почем она должна умереть от русской ра кеты?

Напуганная Саманта решила написать в Москву, чтобы самой узнать, действительно ли, какут верждают американские телекомментаторы, Москва хочет завов вать весь мир, начиная с Соединённых Штатов.

В конце апреля 1983 года из Москвы на русском языке пришел ответ, подписанный Юрием Владимировичем Андроповым. Это была сенсация не только для Манчестера, но и для всей Америки: девочку сразу же позвали на телестудию Эй-би-си. При ярком свете юпитеров, перед телекамерой Саманту расспрашивал, а точнее, допрашивал сам Тед Коппель.

- Так, девочка, - голос комментатора напоминал голос сердитого учителя, - зачем же ты написала в такую даль, да ещё самому Андропову?

Глаза Саманты встревожены, она смотрит совсем как взрослая:

- Я боюсь войны.

Видавший виды телекомментатор не выдерживает ясного детского взгляда. Он заглядывает в какуюто бумажку:

- Так. И как ты поняла, что он тебе ответил?

Намёк на юный возраст Саманты (ей десять лет) не смущает девочку. Лицо её становится ещё серьезнее. Школьница вспоминает, что было написано в письме:

- Мистер Андропов рассказал, как советские люди страдали в прошлую войну. Теперь им, конечно же, хочется только мирно жить с соседями и торговать си всеми. С Америной тоже. И еще. Советский Союз делает все, чтобы не воевать с нами, с Америкой, и поэтому отказался от первого удара страшным оружием.

Подобный пересказ для миллионов американских телезрителей ответа из Москвы не входит в планы Теда Коппеля, и он хитро смотрит на Саманту:

- Допустим. А скажи нам, девочка, почему ты не написала сначала мистеру Рейгану?

Саманта молчит.

А Коппель снова задаёт вопрос:

- Нашему Рейгану, президенту, который в Белом доме?

Саманта устала от интервью. Она говорит:

- Я напишу и ему. Когда-нибудь.

Потом она с папой, преподавателем университета, едет домой. Саманта чуточку расстроена. Ведь она не успела пересказать все, о чем говорилось в простом и сердечном письме из Москвы. Мистер Андропов назвал её, обыкновенную американскую школьницу, честной и прямой девочкой, даже сравнил с Бэкки, подружкой Тома Сойера. Оказывается, книгу Марка Твена любят и охотно читают все советские ребята. В своём письме, которое теперь хранится в доме как семейная реликвия Смитов, Юрий Владимирович Андропов писал Саманте: «Никто в нашей огромной и прекрасной стране - ни рабочие и крестьяне, ни писатели и врачи, ни взрослые и дети, ни члены правительства не хотят ни большой, ни «малой» войны».

Эти простые, ясные слова особенно убедительны. Они полностью изменили представление Саманты о Советском Союзе. Письмо ей показалось очень теплым, оно успокоило ее. Раньше русские казались ей чуть ли не жителями иной планеты, только и слышно повсюду, что они кому-то угрожают, хотят завоевать весь мир. Теперь Саманта поняла, что они такие же люди, как и американцы.

Письмо заканчивалось тепло и сердечно: «Мы хотим мира - нам есть чем заняться: выращивать хлеб, строить и изобретать, писать книги и летать в космос. Мы хотим мира' для себя и для всех народов планеты. Для своих детей и для тебя, Саманта. Далее мистер Андропов пригласил американскую школьницу приехать в Советский Союз и отдохнуть в пионерском лагере Артек.

Саманта была очень взволнована этим приглашением. Письмо Саманты Смит и ответ из Москвы вызвали бурю откликов не только в Манчестере, но и во всем мире. В дом Смитов зачастили почтальоны и корреспонденты. Законодательное собрание, штата Мэн приняло специальную резолюцию, где одобряло поступок Саманты и называло ее письмо лучом надежды.

Отвечая на вопрос корреспондента Советского телевидения, что она хотела 6ы увидеть в Советском Союзе, Саманта, радостно улыбаясь, ответила:

- Ленинград, Москву, советский цирк и, конечно, Артек. Я очень счастлива и благодарна, мистеру Андропову за такой подарок для меня.

Детство - утро человеческой жизни. Но каким оно будет в наше суровое время? Солнечным, наполненным пением птиц, или его опалит пламя взрыва, оборвет автоматная очередь?

Пока в опасности детство, в опасности жизнь на Земле!

Спросите у любого ребенка, - что ему хочется больше всего на свете; и он назовет не одно, а даже сотню сокровенных желаний. Среди них будут самые простые и понятные: чтобы папа и мама были всегда рядом, чтобы на каникулы уехать далеко-далеко, чтобы на день рождения подарили щенка или котенка.

А ещё ребятам хочется надеть на голову шапку-невидимку и творить добрые чудеса, уметь летать как птицы, изобрести волшебные пилюли, чтобы никто никогда не болел, - безудержна фантазия детства!

И эта фантазия причудливо переплетается с реальной жизнью, подчас очень суровой.

В Артеке я встречал детей, руки которых никогда не касались игрушек. Зато эти дети держали в ладонях осколки смертоносных мин и бомб. Я видел детей, которые хорошо знают, что такое безработица, повышение налогов, забастовки. Но как бы ни отличалась жизнь детей в разных странах, все они верят в свою счастливую звезду. А то, что счастье есть на Земле, они убедились здесь, в Артеке.


ЗДРАВСТВУЙ, АРТЕК!


Нарендра Манг Сингх Парияр (крайний справа) из Непала

Нарендра Манг Сингх Парияр (крайний справа) из Непала
В пёстрой сутолоке лагеря непальские дети выделяются грациозностью движений, величавым спокойствием. Необычна одежда: девочки, увитые ярким полотном, мальчик, затянутый в клетчатую юбку! Национальную одежду они надевают по торжественным случаям, а сейчас ходят в обычной артековской форме. На лицах всегда приветливая и доброжелательная улыбка:

- Доброе утро! Всем-всем доброе утро!

- Доброе утро! Откуда вы?

- Мы из Непала,- отвечают тихо, но с большим достоинством.

...У черноволосого гибкого мальчика очень длинное имя - Нарендра Манг Сингх Парияр. Сколько о себя помнит, его всегда окружал небо и горы. Он и рисует только их: высокое небо, наполненное прохладой седых облаков, и серо-коричневые горы, таинственные, далекие, а за ними совсем далеко-далеко - вершина мира Эверест.

Перед глазами мальчика постоянно одни и те же пейзажи, но каждый день Нарендра старается открыть в них что-то новое, неожиданное. Оказывается, небо необязательно рисовать голубой краской. Ранними весенними утрами оно зеленоватое, потому что небо, наверное, как зеркало, отражает нежную зелень окрестных полей. Оно становится золотистым, когда с гор струится солнечный зной, и свинцовым, если внезапно нахлынет зимняя стужа.

В любую погоду, в любое время суток у неба свои краски, оттенки, и Нарендра обязательно уловит их и передаст красками, потому что мальчик мечтает стать художником. Нарендра рано остался без родителей, воспитывают его старшие сестры и брат, живут они скромно, без роскоши, доступной лишь богачам. Каждый вечер на циновку ставится обычное блюдо - рис с рыбой, но и это хорошо, другие питаются хуже. Сестры и брат верят, что Нарендра станет хорошим художником: у него зоркие глаза-миндалинки, крепкие руки, доброе сердце. Мальчик носит золотистый, под цвет солнца, галстук, потому что ходит в детскую благотворительную организацию «Храм детей», - спасибо ей, что там снабжают бумагой и красками и учат Нарендра рисовать.

Однажды в «Храме детей» мальчику сообщили: «На большом самолете ты полетишь в далекую страну, увидишь горы и море, увидишь Артек!» Нарендра слышал об Артеке, но море, что это такое? Бескрайняя синь, разлитая вдоль горизонта? Да это же небо! А небо он, Нарендра, умеет рисовать. И голубое, и бирюзовое, и окрашенное вишневым закатом.

В аэропорту Катманду мальчик познакомился с двумя девочками - Аруной и Сунитой. Им вместе предстояло лететь в Советский Союз. Какие они певуньи и щебетуньи! С ними легко дружить.

- Вы видели море? - спросил их Нарендра.

- А что это такое? - простодушно спросила Сунита.

Сколько было взлётов и посадок в разных аэропортах, пока трое маленьких непальцев добрались до Москвы. Не успев полюбоваться советской столицей, сели на другой самолет: скорее в Артек, где их уже ждут ребята из разных стран мира. Из Симферополя ехали в Артек ночью. На короткое время июльский зной сменился горной прохладой, потом автобус стал приближаться к огромному созвездию огней.

- Это море? - спросил Нарендра переводчицу Олю Комиссарчук.

- Это курортный город Алушта. Артек теперь совсем близко,- ответила русоволосая московская студентка, отлично говорящая на языке непальцев.

- А скоро ли будет море? - настойчиво допытывался мальчик.

- Оно будет слева.- И юные непальцы сразу перебрались на левые сиденья полупустого автобуса.

Было очень поздно. Черная крымская ночь соединила землю с небом, и только вдали белело что-то огромное и расплывчатое.

- Море! Я вижу белое море! - воскликнула Аруна, протягивая вперед худенькую руку с металлическими кольцами на запястьях.

- Нет, это туман. Он заполнил долину, но за ним уже море,- ответила Оля твердо, словно только от нее зависело, покажется сейчас море или нет.

Но море ускользало, пряталось, оно было невидимо.

В Артек добрались в середине ночи. Его огни расплывались в мутной пелене тумана. Маленьких непальцев развели по палатам, где уже крепко спали другие ребята. Глаза слипались сами собою, Нарендра тер их кулаком. Ему хотелось спать, но еще больше хотелось если не увидеть, то хотя бы услышать море. Трещали цикады, перекликались ночные птицы, и слышались чьи-то могучие вздохи. Может, это вздыхает море?

- Спокойной ночи,- прошептала Оля, но ей никто не ответил, Нарендра уже глубоко спал.

Утром его разбудил птичий щебет, и мальчик осторожно, чтобы не разбудить новых соседей, выскользнул из палаты, быстро умылся.

- Как хорошо, что я проснулся первым, я первым увижу море, похвалил Нарендра сам себя и вышел из корпуса. Каково же было его удивление, когда он увидел на разноцветной скамейке Аруну и Суниту. Девочки уже проснулись и с нетерпением ждали его, чтобы пойти к морю.

Туман рассеялся. Над Артеком плыл рассвет. Каменные, источенные временем ступени вели вниз. Дети сначала шли осторожно, а потом начали перепрыгивать через две-три ступени. Зеленое кружево густой листвы как 6ы раскрылось, и в глаза брызнула синева. Огромная, как небо. Синева начиналась у горизонта, где еще курились остатки ночного тумана, и подступала к коричневым скалам, на которых блестеля роса, синева с шумом накатывалась на прибрежную гальку.

- Так вот ты какое, море! Привет тебе из Непала, где есть такое же ясное небо и есть такие же горы, а моря нет. А ты красивое, море! Здравствуй!

Дети спустились ниже. Море было совсем рядом, голубовато-зеленое у широкой расщелины грота и серебристое там, где успели вспыхнуть первые блики солнца. Вдали вереницей плыли рыбацкие лодки, и над ними с клекотом кружились чайки.

Сунита неожиданно остановилась и сказала:

- Я дальше не пойду. Я боюсь воды.

Аруна помедлила только мгновение и решительно шагнула к белой кромке прибоя. Она тоже боялась воды, но ей хотелось перебороть свой страх, заставить себя чувствовать спокойно и раскованно среди этих волн, вот так же, как мелкие рыбешки или как чайки, которые, отдыхая, качаются на волнах.

Солнце уже заполнило все просторы светлого неба, золотыми нитями пронизало густую зелень старинного парка. Скользили по дорогам машины с людьми, с молоком, с хлебом, кто-то пробовал голос горна. Артек просыпался...

Нарендра хотел кинуться в корпус за красками, чтобы уловить это сверкание бликов, трепет листьев, но остался на берегу. Он понял, что сделать это ему сейчас не под силу. Прежде всего он должен перебороть свое смущение, даже робость перед этой огромной громадой воды, которая зовется морем.

Мальчик босиком пошел по прохладной гальке и осторожно ступил в воду. Затем набрал в ладони прохладную воду и поднес её к лицу.

Он целовал море.

Позже я часто встречал непальских ребят на артековском берегу. Они делали здесь зарядку, бегали наперегонки, плескались, ныряли воду, и никто не догадывался, что всего несколько дней назад он впервые встретились с этим великим чудом, имя которому - море.




Что для жизни нужно?
     Солнце!
Что для дружбы нужно?
     Сердце!
Что для сердца нужно?
     Счастье!
Что для счастья нужно?
      Мир!

...И ОБЯЗАТЕЛЬНО КОММУНИСТКОЙ!

Эта рослая девочка - её зову Мартина Бену - всегда притворно хнычет, когда на пляже вожатый просит выйти из моря в точно назначенное время. Правила Артека Мартина соблюдает, но, выйдя из воды последней, неожиданно окатывает сидящего на стуле вожатого морской водой, принесенной в купальной шапочке, и заразительно хохочет, мешая русские и немецкие слова:

- Неужели вы не понимаете, что я должна накупаться здесь на целую жизнь? Что у нас в Киссене нет такого моря! И такого высокого неба! И таких серебристых скал! Нет, я еще должна окунуться хотя 6ы на мгновение. Айн момент.- И Мартина, невзирая на укоризненные взгляды вожатого, с шумом бросается в воду.

Потом она сушит на солнце золотистые волосы и рассказывает о себе:

- Гутен таг! Здравствуйте! Живу в западногерманском городе Киссене. Не смотрите, что я такая рослая, мне всего пятнадцать лет. Это от спорта. Я увлекаюсь, наверное, всеми видами спорта, даже футболом.

- У вас девочки играют в футбол?

- Не видели? А у нас играют, считая, что мы ни в чем не должны уступать мальчишкам. Ни в чем! С шести лет я участвую в работе детской организации «Юные пионеры ФРГ».

- Что же вы делаете?

- Всё! Вам, наверное, известно, что в нашей стране очень много иностранных рабочих. Это выходцы из Турции, Португалии, Италии. У нас их называют «гастарбайтерами» - рабочими в гостях, они согласны на любую, даже самую черную работу. Предприниматели этим пользуются. Гастарбайтер не пойдёт жаловаться на хозяина, иначе тот в два счета выставит его из страны. Живут они в подвалах, бараках, на чердаках, где небольшая плата за ночлег, живут в надежде скопить денег и вернуться на родину разбогатевшими. Но что-то я не слышала, чтобы им улыбнулось счастье: самая низкооплачиваемая работа - пожалуйста! Самое худшее жилье - они согласны! Вместе с родителями в Федеративную Республику Германии приехали маленькие португальцы, турки, итальянцы. В школу они не ходят, потому что плохо знают немецкий язык. Вот и бродят они по городу, мечтая заработать хотя 6ы несколько пфеннигов. У детей иностранных рабочих - редко бывают праздники, их родители заняты только одним: найти работу и не потерять её. Потеряешь - на твоё место найдетя десяток желающих, потому что в ФРГ полно безработных. Вот и мой отец несколько месяцев искал работу.

- Кто он по профессии?

- Учитель. Превосходный, много знающий учитель. Он преподавал в старших классах немецкий язык, математику и спорт. Однажды он принес газету, где была напечатана фотография: отец на демонстрации несет плакат против нейтронной бомбы. Казалось бы, что ж тут плохого? Против нейтронной бомбы выступают и врачи, и рабочие; и Учителя, и домохозяйки. Мой отец коммунист, и защита мира является для него священной обязанностью. Обыкновенная фотография буквально взбесила школьное начальство. Дело в том, что у нас в ФРГ до сих пор действует закон, запрещающий занимать какие-либо государственные должности лицам, которые состоят в Германской коммунистической партии. Закон устарел давно, он противоречит конституции, потому что партия коммунистов действует легально.

В папину школу нагрянула комиссия из школьного ведомства. Чиновник с тонкими усиками с пеной на губах доказывал, что мой отец не имеет права преподавать, потому что он плохой учитель. Это мой-то отец! Который окончил университет с отличием! Белое нельзя выдать за черное. Мой отец спокойно отвечал на все вопросы и доказывал, что у него знаний побольше, чем у этих господ из школьного ведомства. На защиту отца поднялись ученики, конечно, не все, а самые смелые и честные. Они писали в газеты, собирали подписи у выпускников прошлых лет, доказывая, что отец - один из лучших учителей школы.

Чиновник с тонкими усиками пошел тогда в открытую атаку. Он прямо заявил: «Этот Бену испортит всех учеников. Он заразит их бациллой коммунизма. Что тогда станет с нашей Германией?»

Отец ответил так:

- Германия станет счастливой, если ей будут служить такие сыны, какими были Карл Либкнехт, Эрнст Тельман. Коммунисты желают Германии мира и прогресса, а что предлагаете Германии вы? Новую войну?

И всё же несправедливость взяла верх. Нелепый жестокий закон о запрете на профессии оказался сильнее. Отец покинул школу и после долгих мытарств устроился учителем начальных классов. Его взяли только потому, что он превосходный учитель.

Раньше он с упоением рассказывал старшим, каких титанов дала миру Германия - Бетховена, Гёте, Шиллера, а сейчас он учит малышей складывать буквы в слоги и слова, заставляет писать в тетрадях палочки. И этим вынужден заниматься учитель высшей квалификации!

- Мартина, ты обещала рассказать, как действуют «Юные пионеры ФРГ»?

- Извините. Когда вспоминаю, как издевались над отцом, немного отвлекаюсь.

Итак, я уже рассказывала, что у нас в Киссене много детей иностранных рабочих, и они не видят никаких радостей на чужбине. И юные пионеры ФРГ решили помочь им. Родители дают нам «ташенгельд» - карманные деньги на мелкие расходы: автобус, мороженое, лимонад. Мы стараемся не тратить эти деньги зря, а опускаем их в «пионерскую копилку». На собранные марки покупаем конфеты, целый чемодан. Потом вместе с вожатым идём в кварталы, где живут дети гастарбайтеров. Там нас встречают настороженно, не знают, с чем пришли. А вдруг начнём драться? И такое бывает на улицах наших городов. В богатых кварталах к детям гастарбайтеров относятся высокомерно, всячески их оскорбляют. Мы же хотим привлечь детей чужестранцев на свою сторону, ведь и им нужен мир без войн и болезней.

Прямо на асфальт ставим наш чемодан и начинаем петь веселые песни. Малышей занимает только одно: что же находится в чемодане, разрисованном яркими детскими рисунками? Наконец мы распахиваем чемодан и угощаем детей сладостями. Все рады. Некоторые малыши, взяв конфеты, бегут к себе в бараки, чтобы сообщить о добрых волшебниках-пионерах другим детям. Они возвращаются, держа за руки своих братишек и сестренок. Веселье вспыхивает с новой силой. Мы рассказываем о том, чем занимаются юные пионеры ФРГ, приглашаем к себе в гости.

- Придём, если нас отпустят родители.

- И на наших сборах всё чаще стали появляться молчаливые маленькие турки, шумные итальянцы и португальцы. Свой сбор мы заканчиваем пением «Интернационала», и хотя слова этого гимна рабочих каждый поёт на своем язык мелодия роднит, сплачивает нас.

- Мартина, последний вопрос кем ты хочешь вырасти в будущем?

- Конечно, учительницей! И обязательно коммунисткой!


ГИГГИ


Маргарита Сильва (в центре) с острова Зелёного Мыса

Маргарита Сильва (в центре) с острова Зелёного Мыса
Собирая в далёкую дорогу маленькую Гигги, бабушка ей советовала:

- Конечно, в той далёкой стране, куда ты сегодня улетаешь, люди живут по-своему: иначе одеваются, иначе едят, иначе здороваются. Если ты что-нибудь сделаешь не так, над тобой посмеются. Поэтому послушай совет старой бабушки, очень много повидавшей на этом свете: будь внимательной. Делай всё точно так же как они, копируй движения, интонации, и ты никогда не попадёшь впросак. Никто не догадается, что тебе их обычаи в диковинку.

Гигги всегда слушала бабушку, и ее советы ей пригодились.

В Артеке, когда ребят привели в столовую, девочка сначала сидела неподвижно: только чёрные глаза смотрели направо-налево, направо-налево. Все понятно: сначала едят салат, а потом суп, а не наоборот. Хлеб берут левой рукой, а ложку правой... Поели - тарелки уносят на мойку. И никто не заметил, что она первый раз ела не дома, а в большой столовой. Все у нее получилось как у остальных. Права была бабушка, права.

В спальной комнате вожатая подвела маленькую девочку к кровати у окна и сказала низким голосом:

- Это твоя кровать. Будешь спать здесь.

- Это твоя кровать. Будешь спать здесь,- низким голосом вожатой сказала Гигги.

Вожатая взглянула на юную африканку более внимательно и с запинкой произнесла:

- Это я... тебе говорю!

- Это я... тебе говорю! - с той же запинкой ответила Гигги.

- Чудеса какие-то! - пробормотала вожатая и побежала искать переводчика.

- Чудеса какие-то, - неслось ей вслед. После и вожатая и ребята долго смеялись над тем, что Гигги умеет копировать любые голоса.

- Гигги, покажи зарядку, просили они девочку.

- Потянулись. Вдох. Выдох. Быстро побежали. Кто там отстает? Быстрей, быстрей! - раздается на пляже звонкий голос, и все узнают голос спортивного тренера. Даже в первый раз он сам оглядывался вокруг: неужели кто-то за писал его голос на магнитофон? Вот какие розыгрыши умеет устраивать Гигги.

Девочка живёт на островах Зеленого Мыса, рассыпанных в Атлантическом океане у западного побережья Африки. Мама Гигги - учительница, а отец работает в министерстве рыбного хозяйства. Большую часть времени девочка проводит с бабушкой Лукрецией, которой 68 лет. И хотя Гигги только одиннадцать, она все умеет делать по дому: мыть и чистить посуду, вязать, штопать. Всем этим умениям ее научила бабушка Лукреция. Она ни разу не была в театре, но родилась великой актрисой. У нее поразительный талант воспроизводить разные звуки. Иногда она так защебечет, защёлкает что Гигги кажется, что в комнату залетела птица. И сирена парохода, и свистящий звук пролетающего лайнера – всё доступно бабушке. Бабушкины уроки пригодились Гигги – в Артеке быстрее других африканцев она научилась русским словам. Чисто, без всякого намека на акцент, она произносит: «Всем, всем добрый день», «Спасибо», «Как тебя зовут?», «Меня зовут Гигги, но моё полное имя Маргарида Сильва».

С трудом верится, что все эти слова девочка выучила в первый же день пребывания в Артеке.

- Если дело пойдёт с таким же успехом, то, когда вернешься домой, ты сможешь преподавать русский язык школьникам! - с лёгкой завистью говорил товарищ по делегации Клаудио Семеду.

Гигги смеётся и не отвечает. Не обязательно всем открывать её сокровенную тайну. Но мне она призналась, что собирается стать инженером и будет строить непохожие друг на друга здания. Каждое новое здание будет иным.

Тренер приглашает ребят купаться. Гигги первой бросается в море. Такой она мне и запомнилась: чёрная рыбка в белой пене прибоя.


ОСКОЛОК НА ЛАДОНЯХ


Шади Абухабиб из Ливана

Шади Абухабиб из Ливана
Он переходит из рук в руки - маленький зазубренный кусочек металла. Руки ангольских ребят, знающих, что такое свист бомб, кладут осколок на ладони юных шведов, никогда не знавших, что такое бомбёжка. Потом осколок возвращается к его владельцу, маленькому ливанцу, который напоминает нахохлившуюся птицу. У него светлые большие глаза, чуть с горбинкой нос, вьющиеся волосы. Руки всегда в движении.

- Шади, ты нашёл осколок на улице? - осторожно спрашивает советская девочка.

- Он упал на стол, когда мы пили чай. Во время бомбёжки:

Ребята придвигаются ближе. Перед ними не просто их товарищ по Артеку, всегда задумчивый Шади Абухабиб, которому недавно исполнилось десять лет. Перед ними живой свидетель трагедии, которая вот уже много лет разыгрывается на Ближнем Востоке.

- Мой город Бейрут,- немного нараспев начинает свой рассказ Шади,- это сплошная, незаживающая рана. В городе живут арабы, армяне, курды, турки. Словно ударом сабли, город рассечен на две части: западную занимают арабы-мусульмане, восточную - арабы - правые христиане. Между ними много лет идёт вооруженная борьба, выгодная империалистам. Почти каждый день стрельба. Сначала одиночные выстрелы снайперов, потом пулеметные очереди. Уже никого не удивляют развороченные снарядами дома, изрешеченные пулями стены. А страшные полеты израильских самолетов. Они прилетали бомбить лагеря палестинских беженцев, которые расположены на территории Ливана. Под бомбами гибли мирные ливанцы.

- Этот осколок… после такой бомбёжки? - снова спрашивает советская девочка, которая никак не может успокоиться и поверить в то, что все это было не в кино, а наяву и ни с кем-то, а вот с этим маленьким ливанцем, похожим на большеголовую птицу.

- Да. Мы сидели и пили чай в большой комнате. Внезапно ударили зенитки. Мы не успели спуститься в подвал, как на город обрушились израильские стервятники на американских бомбардировщиках. Бабушка, стоявшая у окна, громко закричала. Ей показалось, что израильский самолет пикирует прямо на наш дом. Нас вдруг качнуло, зазвенели стекла, где-то вблизи раздался взрыв. Мы упали на пол. Когда пыль осела, то поднялись и увидели, что бабушку ранило осколком стекла. А среди разбитых чашек лежал вот этот осколок бомбы. На скатерти выжгло пятно. Вот такое. И мальчик описывает в воздухе круг, показывая размер пятна.

- И тебя... могли убить? - Полные губы любопытной девочки дрожат от возмущения, участия, тревоги.

- Конечно, - спокойно отвечает Шади- Мы уже привыкли, что у нас каждый день кого-то убивают.

Раньше Шади вместе с родителями жил в восточной части Бейрута. Но когда вооруженные схватки в городе обострились, семья перебралась в западную часть города. Но покоя нет и здесь.

- У нас даже четырёхлетние дети научились распознавать калибр орудия по свисту снарядов. Самая распространенная игрушка в руках детей - стреляная гильза. Мне было пять лет. Я играл в саду возле дома. Началась стрельба. «Шади, иди домой», - позвала мама. «Пока не страшно. Приду, когда стрельба станет сильнее», - ответил я, но мать насильно утащила меня в подвал. Через минуту дом дрогнул, а в саду, где я играл, появилась воронка. Теперь я понимаю, что со смертью нельзя играть, а тогда не понимал, мне было пять лет.

- Шади, а как же вы учитесь?

- Во время военных действий школы закрыты. Если они работают, то только в местах относительной безопасности. Но где она, эта безопасность? Моего дедушку убили в собственном доме. Пришли вооруженные люди, правые христиане. Их у нас называют фалангистами. Привязали дедушку к пулемету и сказали: «Стреляй!» Стрелять по своим дедушка отказался, и тогда они убили его.

В беседу вступаю я:

- Шади, кем ты хочешь стать в будущем?

Маленький ливанец смотрит на меня пристально и говорит как о деле давно решенном:

- Если будет мир, то я стану кинооператором. Буду снимать самое прекрасное: закат солнца, летящих птиц, играющих детей. Если будет война, то я стану лётчиком и буду бомбить врагов. Иного выбора нет.

Шали заворачивает осколок целлофановый пакет, словно этот кусочек металла жжёт ему ладони.




Детство, в которое стреляют.
Кто, какой компьютер
подсчитает сегодня, сколько
оборвано юных жизней пулей?
Осколком мины?
Планета, встань на защиту
своих детей!
Пока детство в опасности -
бей, барабан тревогу!

ПЛЫВИ, НАШИ ПИРОГА, ПЛЫВИ!

Эту лодку построил дед Альмами, старый гвинейский рыбак. Ом называет ее пирогой. Дед рассказывал, как долго он высматривал в джунглях твёрдое дерево, как рубили его, как оно стонало, с шумом падая на землю, а потом без сучьев медленно ползло за буйволами к реке. На берегу мутной реки Иль-Долос и построил свою лодку дедушка, пирогу-мечту, пирогу-кормилицу. Сейчас, глядя выцветшими глазами на вспухшую после ливней Иль-Долос, дедушка грустно произносит:

- Я мечтал передать эту пирогу твоему отцу. Но так уж случилось, что отец твой стал учителем. Конечно, я горжусь, что мой сын - первый учитель в нашем древнем рыбацком роду, кому-то надо учить таких сорванцов, как ты, но кому достанется моя пирога? Может, подарить её тебе, Альмами? Может, хоть ты станешь рыбаком, как твой дед?

Разволновавшись, дедушка надсадно кашляет и вопросительно глядит на внука. Альмами молчит. Он в свои пятнадцать лет ещё не решил, кем будет, но у него свои планы на будущее. Ему нравится профессия врача, хотелось бы стать архитектором, да и учителем быть неплохо - в новой Гвинее столько людей тянутся к знаниям. А сейчас Альмами отводит глаза в сторону и молчит. Он хорошо внаем, чем кончаются такие разговоры. Сначала дедушка, горделиво плывя: по волнам памяти, вспомнит о своих рыбацких успехах, потом, причалив к берегу щедрости, начинает дарить свою пирогу, а когда выяснит, что внук ещё не решил, кем станет, разыгрывается шторм гнева. Он даже назовет его полным именем, чтобы подчеркнуть, какую ошибку совершает внук, потомок древнего рыбацкого рода.

- Конечно ты, Альмами Аллас Сури Санкон, собираешься стать не меньше чем летчиком! Ты мечтаешь о белоснежном халате врача. Тебе нравится водить карандашом по бумаге - руки не поцарапаешь. Теперь, в новые времена, в Гвинее внук неграмотного может учиться. Но кто будет кормить вас, ученых? А нас всегда кормил океан!

Дедушка поднимает сухие руки к солнцу, словно жалуясь, что никто не хочет учиться его древнему мастерству, и в его впалых глазах блестят жемчужины слез. Жалея его, Альмами касается худого дедушкиного плеча ладонью:

- Не сердись, дедушка. Мне еще долго учиться. Может, я буду капитаном корабля. А ты... дай нам свою пирогу, мы прокатимся по реке к океану, порыбачим немного. Заодно проверим наши сети.

Седые дедушкины брови насуплены.

- Кому это «нам»'? Тем, кто весла не держал в руке?

- Почему же, дедушка? Мои друзья - отличные рыбаки. Особенно Мемед. Ты помнишь, как он вел себя на реке, когда нас застигла гроза?

Дедушка помнит - Мемед самый крепкий в компании друзей внука. Как он тогда налегал на вёсла в ту грозу, когда волны яростно перехлёстывали через борт!

Морщин на дедушкином лиц становится больше. Они собрали лучиками вокруг его слезящихся глаз, и он ворчливо отвечает:

- Конечно, дай вам пирогу, так вы её сразу перевернёте.

- Не перевернём. Зато угостим свежей рыбой. Океанский улов, дедушка!

- Как будто вы знаете, как её ловить. Каждая рыба не толь свой вкус имеет, но и свои повадки. Порою рыба хитрей человека.

- Рыба-капитан вкусная, душка.

- Солнце трижды утонет океане, пока вы её встретите.

- А свежие сардины! Если бросить на горячую сковородку и пожарить в масле - какой вкус, дедушка! - Внук звонко чмокает выпуклыми губами, и дедушка сдаётся:

- Берите пирогу, только помните, как она мне досталась. Я сам выбирал дерево, много месяцев искал в джунглях. Волы надорвались, пока дотащили его до реки. Без рыбы не возвращайтесь. В твои годы я уже кормил всю семью.

Дедушка

закрывает уставшие от жгучего солнца глаза и, раскачиваясь, мычит однообразную, известную только ему песню. Раньше в ней были слова. Альмами помнит их с детства, сейчас осталась только грустная мелодия. О чём эта старинная песня? О молодом рыбаке, который спозаранку вышел в море, но рыба обманула его и ушла к соседям. А на берегу ждут жена и голодные ребятишки. И хозяин лавки грозится, что не даст ничего в долг. И скупщики рыбы скупы, дают все меньше и меньше денег за улов, за который приходится платить ссадинами на руках, волдырями на ладонях. Да, у дедушки была суровая жизнь. Его обманывали и грабили богатеи. Но теперь всё будет хорошо, Альмами в этом уверен. Он уже прочёл немало книг и прочтёт еще больше, чтобы знать, как лечить людей, избавить их от голода.

Когда дедушка узнает, сколько добра и пользы принесёт новой Гвинее его внук, он простит Альмами за то, что он не стал рыбаком. Но дедушка пусть не волнуется: Альмами любит реку и океан, и рыбачить в утреннем океане для него самая большая радость.

Мутные воды Иль-Долоса торопятся к океану. Он в двадцати километрах от дома Альмами, но его властная сила чувствуется всегда. Когда там разбушуется шторм, словно невидимая рука прижимает к земле пальмы, и женщины испуганно смотрят на крыши - сколько раз срывал их с домов грозный океан. Но сейчас ничто не предвещает плохой погоды, пора доставать с чердака чиненые-перечиненые сети, пора проверить весла, и можно звать на рыбалку самых верных товарищей - Мемеда, Мамаду, Али и других соседских ребят. Рыбачат только мальчишки, девочек в океан не берут, потому что, по поверьям, они могут спугнуть рыбу.

Альмами складывает ладони наподобие морской раковины и призывно трубит:

- У-у-у! Ме-мед!

- У-у-у! Ма-ма-ду!

Друзья возникают на пороге дома как слетевшие с веток птицы.

На их лицах светятся одновременно и восторг, и ожидание, и любопытство: каким образом старый ворчун согласился дать им на завтра лодку? Утром все в сборе. Пирога, длинная, узкая, покачивается на вздрагивающих волнах - Альмами давно уже спустил ее на воду. Дедушкина пирога похожа на красную акулу, если такие бывают на свете. Ведь дедушка вырубил её из красного дерева, твёрдого, как гранит.

Мемед, как бывалый рыбак, занимает своё место рулевого. Остальные восемь мальчишек садятся на вёсла, втайне завидуя ему. Но завидовать не надо. У кого самые зоркие глаза, способные заметить впереди опасную корягу? И тогда Мемед зычным голосом командует:

- Правей! Нажмём!

Поворот руля, дружный рывок вёслами, и пирога скользит, рассекая мелкие волны, словно красная акула. Лучше сказать, что пирога летит, словно волшебная красная птица.

Двадцать километров до океана. Если нет прилива, то до устья реки можно добраться за полтора часа. Сети обычно ставятся в субботу вечером, мальчишки ночуют где-нибудь на берегу, поочередно рассказывая друг другу страшные истории про колдунов и русалок. От этих историй одних прошибает холодный пот, других знобит мелкая дрожь. И только Мемед, как самый старший, слушает эти истории снисходительно.

Величав, спокоен океан утром. Как истинный великан, он позволяет себе вздремнуть, не обращая внимания на гомон чаек. Пора вытягивать сети. Если улыбнется удача, то сети задержат крупную упругую рыбу - не зря её прозвали капитаном, не зря её так часто поминает в своих рассказах дедушка. Пойманная рыба трепещет, извивается в надежде хлебнуть глоток океана, но черные руки мальчишек уверенно бросают ее на дно лодки. Растёт-растёт серебристая горка! Как же тут не запеть! Немного охрипшим от соленого ветра голосом Альмами запевает:

- А-а!

- А-а! - дружно и звонко отзываются друзья.

- Если хорошо учиться, то можешь стать пахарем, рыбаком или рабочим,- скороговоркой выпаливает Альмами.

- А-а! - радостно отвечают ребята.

- Неважно, какую профессию ты избираешь, важно хорошо работать!

- А-а! - радостно подтверждают ребята.

- Работать - это кормить себя и людей, работать - это жить, работать - это строить счастливую Гвинею!

- А-а!

- Плыви, наша пирога, плыви!

- А-а! - летит над волнами песня.

Возвратившись домой, мальчишки делят рыбу - всем поровну. Сегодня рыбалка была удачной, поймали пятьдесят рыб, и среди них одна - самая желанная! - рыба-капитан. Кому она достанется?

- Давайте бросим жребий, - предлагает Альмами, - по справедливости!

- Жребий! По справедливости! - подхватывают два-три голоса, но тут же осекаются под суровым взглядом Мемеда. Высокий, поджарый Мемед молча бросает крупную рыбину в корзину Альмами.

- Правильно, это дедушке, соглашается один из тех, кто минуту назад требовал бросить жребий.

- По справедливости, - шепчет другой, кто тоже надеялся на счастливый жребий.

Мемед не произносит ни слова.

Дедушка просто растроган, когда видит в корзине внука огромную рыбу.

- Я приготовлю тебе боренубанди! - лепечет он и хватает рыбу-капитана за скользкий хвост.

На языке племени сусу «боренубанди» очень вкусное гвинейское блюдо - рис с пряным рыбным соусом. Кто отведал - не забудет никогда.

... Эту историю я услышал от гвинейского мальчика Альмами Алласа Сури Санкона, который никак не может решить, кем он станет в будущем. Что делать, если ему нравятся все профессии?


ТИМУРОВЦЫ И3 КАБУЛА


Суния из Афганистана (в центре)

Суния из Афганистана (в центре)
Маленьких афганцев в Артеке удивляет все. Их состояние можно понять: они оказались в непривычной обстановке. Например, девочка из горного селения под Джелалабадом никак не хочет, чтобы сестра ей смазала йодом ссадину на ноге. Оказывается, девочка никогда еще не была на осмотре у детского врача. Она никогда не ездила на поезде, даже не знает, что это такое. Никогда не видела моря и морских кораблей. Единственный вид транспорта, знакомый ей с детства, это ослик. И вдруг на девочку обрушился ураган новых впечатлений - полет на самолете в Москву, поездка в Крым, встреча с морем, знакомство с удивительным Артеком - есть от чего растеряться, разволноваться! Но тактичность и чуткость артековцев, атмосфера дружбы, которая царит на солнечном берегу, делают свое дело, смущение проходит, и боявшаяся всего черноглазая девочка уже радостно скачет на площадке, словно горная козочка.

Среди юных посланцев Афганистана выделяется тринадцатилетняя Суния. Она выросла в столице Афганистана, где есть и многоэтажные дома, и кино, и телевизоры, поэтому Суния знает гораздо больше, чем ее застенчивые сверстницы из провинциальных селений. Мама Сунии преподает в одной из кабульских школ, а папа работает инженером. Сунии давно известно, что детских врачей не надо бояться, они избавляют детей от боли, поэтому в Артеке она первой приходит на помощь своей диковатой подружке из горного селения: «Это градусник. Он ничего тебе плохого не сделает, зато врач будет знать, есть ли у тебя жар или нет».

У Сунии красивые волнистые волосы, подвязанные зеленой ленточкой. Она с удовольствием рассказывает о своих друзьях, юных пионерах Афганистана.

- Наша организация,- мелодично говорит Суния,- создана в 1978 году, так что нас можно считать первыми пионерами Афганистана. Хорошо помню ясный осенний день, когда в школе появился вожатый Хамиди. Он привлекал к себе высоким ростом и умением говорить зажигательные речи. Хамиди сказал нам на митинге:

«Кто из вас самый смелый и трудолюбивый? Кто кочет не на словах, а на деле доказать свою верность Апрельской революции? Кто готов не покладая рук трудиться, чтобы афганский многострадальный народ был счастлив, чтобы его дети не знали нищеты и болезней? Кто из вас хочет стать защитником Апрельской революции - записывайтесь в пионеры!»

Посыпались вопросы: что мы должны делать, не помешает ли это учению? Я смотрела в черные как угли глаза Хамиди и спросила:

«Принимают ли в пионеры девочек?»

Мне показалось, что вожатый снова готов сказать звонкую речь, но он лишь устало посмотрел и сказал с доброжелательной улыбкой:

«Только самых смелых. Таких, как ты».

Я спряталась за спинами подруг, потому что не считала себя смелой, но в пионеры через несколько дней записалась, потому что звонкоголосый Хамиди убедительно говорил, как это интересно - быть пионером и помогать взрослым защищать афганскую революцию.

«Наши враги,- разъяснял вожатый,- хотят, чтобы в Афганистане все оставалось по-прежнему: богачи пусть грабят бедных, женщины пусть остаются рабынями. Не выйдет! Они нападают на нас из-за угла, взрывают школы, отравляют колодцы, но Апрельская революция - слышите! - победит, потому что за нее все рабочие и крестьяне».

Однажды вожатый рассказал нам о советском пионере Тимуре. Сам Хамиди был твёрдо убежден, что такой пионер существовал на самом деле: помогал взрослым, защищал слабых. Лишь недавно я узнала, что вожатый пересказывал нам содержание советской книги «Тимур и его команда». Нам понравилось, как Тимур помогал семьям тех, чьи отцы служили в армии. Помните, тимуровцы таким людям носили воду, пилили дрова.

«У нас, - горячо говорил Хамиди, и его черные глаза-угольки вспыхивали светом, - тоже есть люди, которые с оружием в руках защищают завоевания Апрельской революции. Есть немало таких, которые пали от руки бандитов. Мы никогда не забудем их. Но кто вспомнит об их семьях? Кто утешит убитую горем вдову, кто окружит заботой и вниманием её маленьких сирот?»

Я знала одну такую семью, поэтому первой подняла руку:

«Хамиди, я знаю такую семью. У тётушки Ясин-ханум от руки мятежников в Герате погиб муж Шахиди. В доме пятеро детей, один другого меньше».

«Суния,- прищурил глаз вожатый,- как в таких случаях поступали советские пионеры? Например, Тимур?»

«Они делали всё, чтобы помочь семье героя».

«Правильно, Суния, действуй!»

В дом к тётушке Ясин-ханум мы отправились вчетвером, захватив с собой халву и самодельные игрушки.

«Что вам нужно, девочки?» - резким криком остановил нас на пороге дома тонкий горбоносый мальчик. Это Ахмет, старший сын погибшего Шахиди. Ему только одиннадцать лет, но с нами он разговаривал свысока, потому что после смерти отца по нашим обычаям Ахмет считался старшим в доме.

Мы вежливо поклонились.

«Доброго здоровья и благополучия тебе, Ахмет, благополучия твоим сёстрам и братьям, радости и здоровья твоей матери, глубокоуважаемой тетушке Ясин-ханум».

Ахмет выжидательно молчал.

«Как ты похож на своего отца, Ахмед, - сказала я а потом обернулась к подругам: - Вылитый дядя Шахиди, такой же спокойный и умный».

После такого вежливого обращения Ахмету ничего не оставалось делать, как посторониться и пропустить нас в комнату.

Тётушка Ясин-ханум, сидя на коврике, латала одежду. Возле ее ног копошились двое малышей. Она была укутана в черное покрывала, на лице белая чадра - знак траура.

Сквозь густую сетку чадры светились ее печальные глаза. Она никак не реагировала на наш приход. Мы почтительно поприветствовали её:

«Как ваше здоровье, глубокоуважаемая тетушка Ясин-ханум? Как здоровье ваших детей? Мы при несли им подарки. Знаете, у нас; у пионеров, есть таксе правило: радуй людей чем только можешь. Вот мы и решили порадовать ваших: малышей. Угостите их сами, тетушка Ясин-ханум, потому что взять сладости у нас они постес няются. Может, вам нужны какие либо лекарства? Мы принесём бесплатно - ведь вы жена погибшего героя».

Ясин-ханум сначала отнекивалась, потому что афганские женщины очень гордые и не принимают помощь со стороны чужих люлей. Но мы разъяснили ей, что для неё пионеры не могут быть чужими. Постепенно мы завоевали её доверие и подружились со всеми её детьми, даже с немного заносчивым Ахметом. Сколько раз вместе мы ходили в кино, катались в парке на осликах. И дети, раньше очень печальные и замкнутые, начали постепенно играть с нами, заулыбались. Все они, кроме самого младшего, которому исполнилось только три года, знают, что их отец Шахиди погиб от рук мятежников. В большой комнате висит его портрет: красивый тридцатилетний мужчина в афганской национальной одежде - серая рубашка ниже коленей и маленькая смушковая шапочка на голове.

Почти каждый день навещаем мы семью погибшего героя, и хотя тетушка Ясин-ханум привыкла к нам, она все равно никогда не показывает вида, что рада нашему приходу. Но каждый раз мама Ахмета предлагает нам выпить по чашечке чая - чем может угостить еще бедная женщина? Мы горячо благодарим ее и говорим, что нам некогда пить чай, потому что надо навестить семьи других погибших защитников революции. Тётушка Ясин-ханум понимающе кивает, приглашает приходить, когда нам захочется.

«Мама, можно я пойду с ними?» - неожиданно спрашивает всегда насупленный Ахмет.

«Куда?» - удивляется Ясин-ханум.

«Помогать другим!» - коротко говорит Ахмет. Старшему из мужчин в доме не пристало говорить длинные речи.

Тётушка отпускает Ахмета с нами. Теперь он пионер и тоже тимуровец.




Горн зовёт ребят на площадь,
Дробь рассыпал барабан,
И торжественно полощет
Ветер флаги разных стран.
И от площади костровой
Улетает эхо вдаль:
Начинает лагерь новый
Пионерский фестиваль.

ОТЦОВСКИЕ РУКИ

- Скажи, Ионер, кто для тебя самый главный человек в жизни? На кого бы ты котел быть похожим, подражать ему? Кто тебе дороже всех?

Этот вопрос я задал мальчику из Швейцарии.

Он отвечал:

- Мама. И конечно, отец. Отец, пожалуй, даже больше, потому что он мужчина. Он смелый и справедливый человек. Труженик, каких мало. На работе его очень ценят. Член Швейцарской партии труда. Вы даже представить себе не можете, какое мужество надо иметь, чтобы в богатой капиталистической стране открыто объявить себя коммунистом.

- Расскажи, какие качества характера в отце тебе нравятся.

Четырнадцатилетний женевец Ионер Седрик неопределенно пожимает плечами, задумывается. Я терпеливо жду, потому что понимаю, что об отце труднее говорить, чем о маме. Для мамы можно найти слова ласковые и нежные, но отец бы не потерпел таких слов о себе.

Как передать щедрое отцовское «делай что хочешь, сынок» с отцовским непреклонным «это, сынок, нельзя!»? Как передать зависть к отцовскому росту, его богатырской силе и, самое главное, зависть к отцовским рукам, которые могут паять, чинить часы, копать землю, стричь траву, рисовать, водить одной рукой машину и делать еще тысячу самых разных вещей? Не зря говорят, что золотые руки отца достались ему по наследству от деда-часовщика.

...Больше всего на свете папа не любит телефонных звонков. Так, по крайней мере, уверяет он нас: маму, меня и двух моих сестер, которые не отходят от телефона. Когда в квартире раздается резкий звонок, то телефонную трубку берет только папа. Если зовут маму или кого-либо из детей, то напряжённое ожидание на папином лице сменяется безмятежной радостью, и он, напевая тирольскую песенку, уединяется в своей мастерской, где у него множество замысловатых инструментов. Но если вызывают отца (а звонит ему обычно не человек, а электронный робот), то от папиного благодушия не остается и следа. Движения его становятся автоматически быстрыми и точными: раз - и надета синяя тужурка и форменная фуражка с кокардой, два - в руках у папы чемоданцик с инструментами, три - дверь бесшумно распахивается сама, и папа исчезает. Дверь у нас тоже действует на электронике - это придумал и сделал сам папа.

В ливень, в грозу, в снегопад, в любое время дня и ночи папа спешит по вызову электронного хозяина. Если отец уходит в кино, театр или гости, то обязан оставить свои координаты дежурному - вдруг он понадобится. Звонок означает, что в учреждении, где служит отец, произошла авария и только быстрота и умение такого опытного мастера по электронике, как папа, смогут устранить неисправность. Бывали случаи, когда папу вызывали дважды за ночь. И он, не говоря ни слова, брал в руки чемоданчик и исчезал в ночной мгле. Там, где авария, нужен только папа.

Однажды он водил меня к себе на работу. Это обычный зал, залитый мягким матовым светом, вдоль стен стоят электронно-вычислительные машины, которые светятся тысячами разноцветных лампочек. У каждой лампочки свое назначение. Если где-либо произойдет отклонение от нормы, электронный мозг дает сигнал. Я горжусь, что мой папа так много знает и умеет. Пальцы его похожи на пальцы хирурга, и они могут мгновенно устранить любые неполадки.

Я уже говорил, что мой отец является членом Швейцарской партии труда. Само название партии означает, что его члены борются за интересы трудящихся, за то, чтобы в мире не было гонки вооружений, чтобы всем работающим были предоставлены одинаковые права. Сам я член детской организации «Бегущие впереди». Нас немного, но мы помогаем старшим. Когда проходил съезд Швейцарской партии труда, то отец взял меня с собою. Я помогал украшать зал лозунгами и плакатами, вместе с папой расставлял столы и стулья. Отец мечтает, что я тоже стану коммунистом. Он воспитывает меня и моих сестер так, чтобы мы все делали своими руками, не боялись трудностей, были справедливыми, честными, смелыми. Он очень доброжелателен к людям, но бывает резким и гневным, когда речь идёт о несправедливости.

- Ионер, ты ничего не сказал о маме.

- Мама у нас необыкновенная. В партию она вступила раньше папы. Папа говорит, что если он чего-то добился в жизни, то только благодаря маме. И я с ним согласен.


КАВАЛЕР ОРДЕНА УЛЫБКИ


Ансамбль «Солнечные» из Польши

Ансамбль «Солнечные» из Польши
Друг предупредил: «Пусть прольются хоть сто дождей, но репетиция состоится...»

- Друг сказал, что вечером пойдем в гости к болгарам.

- Друг сердился, узнав, что во время «абсолюта» мы пели.

Обрывки этих фраз я слышал, встречая мальчиков и девочек в темно-серой форме польских карцеров. Я знал, что польское слово «друг» соответствует русскому «вожак». Я догадывался, о ком они говорят, потому что на тенистых тропинках Артека уже встречал этого подтянутого человека в солнцезащитных очках. Но прежде чем познакомиться с другом, или Вожаком, я решил поговорить с его питомцами.

Они сидели на палубе (так в Артеке называются открытые веранды спальных корпусов) и вполголоса напевали польские песни. Улыбчивые, приветливые. Черноглазая Иоанна Жежик, светловолосая Анна Хробот, спокойная Юстина Клуз - все из шахтерского города Катовицы. Друга, или Вожака, знают много лет и готовы рассказать о нем все.

- Он строгий, как генерал, - говорит одна из девочек.

- Доброжелательный, как отец или старший брат, - подхватывает другая.

- Одно условие,- берёт с меня честное слово Иоанна, - чтобы друг никогда не узнал, что каждая из нас скажет о нем. Мы не хотим выглядеть в его глазах подхалимками.

- Или ябедами, - добавляет светлоокая Анна.

- Я понимаю вас, - заверяю я девочек и... осекаюсь. С лестницы на меня смотрит сухощавый человек в солнцезащитных очках. Он улыбается, не пойму: загадочно или укоризненно. Ведь сейчас «абсолют» - время послеобеденного сна.

Девочки порывисто вскакивают, готовые разбежаться по палатам. Я смотрю на Вожака и шепчу губами два слова: «откровенный разговор».

И хотя мы с ним незнакомы, великодушный Вожак мгновенно все понимает и с лукавой улыбкой проходит мимо. Он делает вид, что на палубе никого нет: ни меня, ни растерянных девчушек, готовых сгореть от стыда.

Девочки понемногу успокаиваются и скупыми штрихами рисуют мне портрет удивительного человека, который известен всей Польше. Его имя Эдвард Соснеж. Поскольку девочки перебивали и дополняли друг друга, то получилось, что их рассказы слились в одну мелодию - гимн Рыцарю детства.

Кто он такой? Вот уже более двадцати лет в обыкновенной школе N 25 города Катовицы преподаёт не совсем обыкновенный учитель. Он ведёт уроки химии, физики, математики, отсюда его точность и пунктуальность. Казалось 6ы, учить нас трём предметам в школе - достаточная нагрузка для одного учителя, но Эдварду Соснежу этого мало. Он никогда не учился музыке специально, но одинаково виртуозно владеет аккордеоном, скрипкой, пианино. Пишет стихи и музыку. В 1963 году молодой учитель создает школьный хор, который берет первые места на всех конкурсах. Но ему этого мало. Чинно стоящий на сцене хор, пусть даже великолепно поющий, кажется ему унылым зрелищем. Ведь детство - это игра, улыбка, движение, и он мечтает, чтобы его питомцы танцевали, прыгали, бегали и веселились, как и положено в их возрасте. В начале 1972 года Эдвард Соснеж создает ансамбль своей мечты, ансамбль улыбки и движения. Долго рождалось название ансамбля. Наконец, мы – «Солнечные»!

Почему «Солнечные»? Конкурс на лучшее название нашего ансамбля был объявлен в газете польских детей «Свят млодых» («Мир молодых»). Какие только названия нам не предлагались! Вскрывая мешки конвертов, мы не знали - смеяться или грустить? «Ягодки», «3емлянички», «Ласточки», «Орешки», «Козочки».

Эдвард Соснеж в конце концов рассердился, и очки его грозно блеснули:

- Хватит, «Ягодки»! С таким названием мы годимся на варенье или на компот. Смотрите: сегодня 21 марта, первый день весны. В небе играет. солнышко, пробивается первая травка, прилетели птицы. Решено: мы будем «Солнечные», и нашим знаменем станет улыбающееся солнце. Мы создадим «Кодекс солнечных», где запишем первой строкой: рМы хотим внести в нашу жизнь солнце!»

Так быстро решить мог только он, наш Друг-Вожак, с улыбкой и бесповоротно. В «Кодексе солнечных» семь пунктов, по числу цветов радуги. С цифрой «семь» мы не расстаемся. Когда едем на гастроли, то почему-то оказываемся в середине поезда, в седьмом вагоне. В руководящий орган ансамбля, в «Совет солнечных», входят семь человек. Кстати, только семеро членов совета могут решить, кто отправится в очередную поездку.

Кандидатура любого мальчика или девочки придирчиво обсуждается: как они ведут себя на репетициях, концертах, как учатся, хорошие ли товарищи? И те, кто остается, не обижаются - значит, пока не заслужили право на поездку. Значит, надо стараться. Друг в эти дела даже не вмешивается, он верит нам, рСовету солнечных», как самому себе.

- Какой он, наш друг? Все эти эпитеты по отношению к нему просто бессмысленны.

«Такие люди нечасто встречаются,- призналась одна из девочек.- Вначале он показался мне очень суровым. Я пришла во дворец молодежи, где занимается ансамбль «Солнечные», вместе с папой. Электричество почему-то не горело, и репетиция шла при свечах. Папа попросил друга прослушать меня. Тот угрюмо кивнул. Замирая от страха, я подошла к роялю, спела песню «Наш край». Друг молчал. Я не знала, возьмут ли меня в ансамбль или нет. Наконец решилась спросить

«Могу ли я петь в «Солнечных»?»

Друг как бы очнулся и сказал:

«Конечно. Зачем спрашивать. Иди к девочкам и пой вместе с нами. У тебя превосходный голос, но этого мало, надо работать. Шлифовать надо голос».

Его слова «пой вместе с нами» всегда радость для тех, кто ждёт и надеется. Однажды к нам пришла девочка, которой, казалось бы, было противопоказано петь - она страдала астмой. Но Эдвард Соснеж выслушал ее, увидел в глазах огонёк надежды и сказал: «Пой вместе с нами».

Девочка приступила к занятиям. Она прыгала и танцевала и все реже покидала зал, чтоб откашляться.

Через три месяца она забыла, что её когда-то душила астма. Другая девочка очень шепелявила, но друга это не смутило.

- Когда ты будешь танцевать, и если это будет красиво, никто не заметит, что у тебя в речи есть маленький недостаток.

Через три года шепелявость у девочки исчезла сама по себе. И это чудо совершил наш Друг!

У него особый педагогический взгляд, говорят девочки, от которого отдается в пятках. Да, он строг. Но он требователен прежде всего к самому себе. Критические замечания в адрес «Солнечных» он воспринимает как приятную похвалу. «Вот видите,- говорит он нам,значит, мы сделали не все». Накануне концерта он устраивает нам рразнос». Не грубый, конечно, а вроде холодного душа. Он говорит с такой иронией, как будто наши ошибки причиняют ему физическую боль.

- Я недоволен вами. Так не получится солнечного настроения в зале. Что за ряды? Каждый сам по себе. А лица, что за лица?' Как на похоронах. Надо собраться. Надо сжать свою волю в кулак, а в глазах зажечь радость. Понятно?

После концерта, говорят мои собеседницы, когда своды зала, кажется, рушатся от оваций, друг неизменно произносит: «Могло быть лучше». И каждому из нас ставит вслух оценки: «три с плюсом», «четыре с плюсом». Никогда не скажет, что «пять», но непременно прибавит «с плюсом», мол, старайтесь. Ругается? Не очень обидно. Может сказать: «У вас в голове газировка». Или: «Только потому что вы талантливы, я трачу на вас свое драгоценное время. Просто как учитель я обязан быть терпеливым».

Мы никогда не обижаемся на Друга, потому что он честно говорит, что у него на душе, и потом быстро отходит, смеется и шутит вместе с нами.

Однажды мы танцевали на большой сцене. Вдруг среди нас оказалась собака, она путалась под ногами и мешала. Все наши попытки избавиться от нее ни к чему не привели. Зрители начали потихоньку смеяться. Назревал провал. Тогда Друг приказал из-за кулис:

«Играйте с собакой! И улыбайтесь!»

И мы стали смеяться вместе с залом. Собака прыгала через обруч. Всем было весело. Получился фантастично смешной номер.

Каждый из «Солнечных» гордится тем, что их вожак Эдвард Соснеж удостоен ордена Улыбки. Такой орден, наверное, единственный в мире. Его придумали польские дети, они же и вручают его тому, кто вызвал наибольшее количество улыбок на детских лицах. На ордене изображено смеющееся солнце. Как и у нас, «Солнечных».

«Откровенный разговор» закончен. Я благодарю Иоанну, Анну и Юстину. Теперь меня ждет знакомство с кавалером ордена Улыбки. А он так же внезапно появляется на лестнице и приветливо улыбается:

- Дзень добры! Здравствуйте!


По подсчётам статистиков, на земле проживает 1 миллиард 600 миллионов детей. Согласно десяти принципам Декларации прав ребёнка, дети везде независимо от рассы, цвета кожи, пола и религиозной принадлежности имеют равное право на питание и медицинское обслуживание, на охрану и помощь, на бесплатное образование, на жизнь в мирном мире.
Но до сих пор 600 миллионов детей живут в нищете, а 200 миллионов каждый день остаются голодными. Эти дети - отверженные. Они вынуждены ночевать на улице, питаться отбросами, просить подаяние. В капиталистическом мире их ждёт страшное будущее.

КАЖДЫЙ ДЕНЬ - БОРЬБА

- Наше правительство практически ничего не делает для детей...

- Колумбия - страна кофе, но часто ли пробуют кофе дети бедняков...

- Дети ютятся в лачугах, питаются отбросами, каждый третий ребенок никогда не посещал школы.

- Ежедневно свыше ста детей в Колумбии умирают от недостатка питания и отсутствия медицинской помощи.

- Вряд ли в мире есть другая страна, где детям живется еще хуже, чем в Колумбии.

Голоса наших колумбийцев звучат глухо, даже сдержанно, хотя от того, что они рассказывают, хочется кричать во весь голос.

- По улицам колумбийских городов бродит множество подростков. Это «гаминос», или бездомные. У них нет крыши над головой, они не помнят, когда их касались материнские руки, зато они помнят каждый миг, когда хватали кукурузную лепешку с прилавка и убегали от полицейских облав, как ночевали в канализационных люках. У них нет документов о рождении, нет имен, для властей они просто не существуют - они «гаминос», дети, у которых когда-то было какое-то прошлое, но вряд ли их ждёт хорошее будущее.

«Гаминос» растут отверженными, никому не нужными. Они заранее обречены на жизнь в условиях преступного мира.

- Тюрьмы правительство строит охотнее, чем школы,- спокойно сообщает тринадцатилетний Франциско Сифуэтис из Боготы.- На его смуглых щеках проступает румянец от гнева.- Для школ нужны парты, учебники, учителя. А для тюрем достаточно решеток да грубых тюремщиков. Некоторые из колумбийских детей учатся в частных школах, но там стоимость обучения невероятно высока.

- И в этих, казалось 6ы, невыносимых условиях у нас рождаются силы для борьбы. Пионерская организация имени Хосе Антонио Галана, названная в честь национального героя Колумбии, действует, сражается за лучшие судьбы юного поколения страны.

Это вступает в разговор невысокая коренастая женщина, в прошлом альпинистка, а ныне член руководства детской организации в одном из рабочих районов Боготы. Она назвала себя Сесилией Лопес Санче и рассказала, что пионерская организация создана в стране в пятидесятые годы, в разгар борьбы колумбийских. крестьян за захват пустующих земель. Эта борьба заставила крестьян сплотиться, воспитала в них решимость, мужество, стойкость, хотя не всегда она была успешной и победной.

Дети коммунистов стали первыми пионерами Колумбии, а позже они стали подлинными борцами за дело рабочего класса и крестьянства, потому что пребывание в пионерской организации дало им первые навыки участия в подпольной работе и революционной борьбе. Пионерские отряды в настоящее время действуют главным образом в рабочих районах. Силы их невелики, заботы очень простые - сплотить ребят, объяснить, что их жизнь и жизнь их родителей станет совсем иной, если у власти будет стоять народное правительство. Невелики и финансовые средства организации. Приходится экономить каждую монету, чтобы иметь возможность (пусть даже не очень часто) для скромных подарков детям (краски, бумага для рисования, карандаши).

По инициативе пионерской организации проводятся конкурсы на лучший детский рисунок, которые собрали тысячи участников. В 1980 году с невероятными трудностями удалось организовать кратковременный отдых детей в летнем лагере. Туда съехались 150 пионеров и 25 вожатых. Конечно, эти отдыхающие дети - всего лишь капелька в океане обездоленных и страдающих детей Колумбии. Но для нас важен даже сам факт - наша организация пытается что-то сделать для колумбийских детей в отличие от равнодушного правительства.

После такого рассказа руководителя делегации колумбийских пионеров я долго размышлял, о чем мне спросить колумбийских детей. И решился задать вопрос тринадцатилетнему Лисардо Борбао о буднях его семьи. Лисардо считает свою семью благополучной: отец работает, сам Лисардо и его братья учатся, хотя он и не уверен, что ему удастся закончить школу.

- В нашей семье десять детей: восемь мальчиков и две девочки. Младшая сестренка моложе меня на год. Самой первой в доме встает мама: ей надо готовить еду на такую большую семью. Папа работает водителем грузовика, поэтому он встает вторым - в пять часов утра. Но у него бывают и ночные рейсы, потому что папа работает по вызову, когда есть попутный груз. Он никогда не отказывается ни от каких рейсов, чем больше рейсов, тем выше его заработок. Папа устает невероятно. Чтобы разбудить его, мама льет ему холодную воду на лицо, на грудь. Сначала папа сердится, потом окончательно просыпается и шутит с мамой:

«Спасибо, синьора, теперь я сэкономил время на умывание».

3а нашим обеденным столом только шесть мест, поэтому после папы и старших братьев, работающих на фабрике, за стол садимся мы, школьники. 3а ученье в школе папа вносит 500 песо в месяц. В школе мы, конечно, тщательно скрываем, что входим в пионерскую организацию имени Антонио Хосе Галана, но некоторые учителя обладают нюхом полицейских ищеек. Стоит им выследить кого-либо из пионеров на уличной демонстрации, как против этой фамилии в классном журнале появляется крестик. И начинается травля. Ученика спрашивают по четырём предметам в день, придираются к каждому слову, малейшая заминка или оговорка, как учитель разражается грубой бранью. Поэтому мы, пионеры, стараемся учиться как можно прилежнее. Во-первых, мы просто обязаны знать больше, чем другие, во-вторых, нам нельзя поддаваться на провокации и позорить свое звание пионера, звание, которым мы очень гордимся.

Мы участвуем во всех делах, которые проводятся по инициативе коммунистов. Наш район рабочий, и коммунисты здесь пользуются большим авторитетом. Поскольку в наших домах часто выходят из строя канализация, водопровод, гаснет электричество, жители обращаются с прошением к властям и хозяевам домов. Те, как правило, не хотят заниматься ремонтом. Тогда коммунисты предлагают: «Давайте починим сами. У нас же работящие руки«. Властям не по вкусу, что рабочие проводят ремонт своими силами. Ведь потом хозяева не могут сорвать с них дополнительную плату за якобы проведенный ремонт.

Происходят стычки. Власти присылают полицейских, и те хватают в первую очередь коммунистов. Что же, пришлось изменить тактику. Перед началом таких облав на улицу выходят женщины и дети. Они преграждают путь полицейским. В машины летят камни. Полицёйские в бессильной ярости отступают перед неожиданным противником, осыпая нас бранью и угрозами. Иногда школьники проводят самостоятельные демонстрации.

В школе, где мы учимся, занятия проходят с шести и до десяти часов вечера, а городские автобусы прекращают работу в восемь часов вечера. Нам, в том числе и младшим школьникам, приходится идти поздно вечером по неосвещенным кварталам, где бесчинствуют хулиганы. Тогда мы вышли на улицы с плакатами: «Автобусы до 11 часов». Полицейские примчались на завывающих машинах и начали хлестать нас плетками. Одного мальчика убили. Поскольку силы были неравны, то мы скрылись через дыру в заборе. Одна девочка не успела, ее ранили в ногу, и мы несли ее по очереди на руках до самого дома. И так бывает и в будни и в праздники.

Трудно ли нам? Да, но нас не сломишь. Наш клич: «Венсеремос! Мы победим!»


СЫН ЛОЦМАНА


Шён Робертсон из Австралии

Шён Робертсон из Австралии
Шён любит своих родителей. Маму за то, что она всегда дома, ей можно пожаловаться на зубную боль, и мама мгновенно найдет целительную таблетку, а потом угостит вкусными пончиками. К папе Шён льнет потому, что тот редко бывает дома. Отец мальчика - лоцман, уважаемый моряками всех стран мистер Робертсон. Он проводит корабли в Сиднейский порт, а поскольку любое судно, идущее вдоль австралийских берегов, обычно заглядывает в Сидней, то у папы много работы. И в те редкие часы, когда папа дома, они играют в шахматы, немного боксируют, изучают папину коллекцию. Папа собирает флаги разных стран и очень радуется, когда на карте мира появляется новое государство.

- Смотри, сын! - восклицает он радостно.- Флаг Зимбабве: нижняя часть состоит из семи горизонтальных полос разного цвета. Настоящая радуга, разрази меня гром! А в верхней части - птица зимбабве! Очень жаль, что Зимбабве не имеет выхода к морю, а то 6ы мы увидели этот флаг своими глазами у нас в порту.

Иногда папа берёт Шёна с собой на работу. В таких случаях Шён надевает на грудь тяжелый отцовский бинокль. Они идут рядом, рыжеволосый кряжистый лоцман мистер Робертсон, а рядом его уменьшенная в размерах копия - сын. Веснушки на загорелом папином лице не так заметны, зато на лице Шёна они не поддаются счету.

Порт - это всегда интересно. Океанские корабли у причалов свысока поглядывают на маленькие катера, снующие между ними. Трудяги-буксиры переговариваются между собой басовитыми гудками, и в эту музыку напряженной работы вплетаются гортанные крики чаек. Зря тревожатся чайки! Приход в порт нового судна для них обернется радостным пиром. Туристы пассажирских лайнеров охотно кормят чаек, позируя при этом фотографам. Нравятся Шёну докеры в ярких куртках и касках. Когда через мегафон их позовут на разгрузку судна, то докеры не заторопятся, не побегут. Они идут на работу с сознанием собственного достоинства - спокойные, уверенные в себе ребята.

Каких только флагов не увидишь в порту! Шён пытается запомнить их многоцветье, но это ему пока не удаётся. Хорошо, что рядом есть папа. Он просто купается в родной ему стихии:

- Смотри, Шён: сине-желто-синий флаг государства Барбадос. Цвета моря и песка. Нет, этот флаг не спутаешь ни с каким!

Шён рассматривает в бинокль флаги со звездами и полумесяцами, с изображением птиц, львов, деревьев. А папа тем временем говорит:

- Чем больше флагов в порту, тем больше работы у докеров и у нас, лоцманов. Всем будет хорошо, даже глупым чайкам.

Вдруг папа просит у сына бинокль.

- Разрази меня гром, если это не флаг Сейшельских островов. Красно-зеленое полотнище с поперечной волнистой полосой.

- Что это значит, па?

- Цвета революции, чудесной природы, а белая волнистая полоса означает, что Сейшелы - океанская страна. Впервые судно под этим флагом заходит к нам в порт. Хорошо!

Поездка в порт надолго врезается в память. Шёну снятся потом громады судов, слышится перекличка чаек.

Отец вновь собирается на работу.

- Па, можно я с тобой?

- И ты оставишь одну такую леди? Будь я на твоем месте, я бы этого не делал! - И папа целует маму в завиток золотистых волос.

Мама поправляет папе галстук.

- Папа, я серьёзно!

- В другой раз. Сейчас я тороплюсь. Кстати, что ты будешь делать сегодня?

- Сначала уроки, потом немножко поиграем в футбол, а вечером пойду на перекресток.

- Значит, как обычно? Тогда держись! - Папа потрясает крепко сжатым кулаком.

- Как обычно. Ты не волнуйся за меня. Я не маленький.

«Обычно» - это значит, что ПIён наберёт полную сумку номеров газеты социалистической партии (в эту партию входит и отец) и выйдет вечером на перекрёсток, где встречаются потоки идущих с работы и на работу людей. Он будет продавать эту газету до тех пор, пока молчаливый полисмен на перекрестке не погрозит ему пальцем.

Шён с великой охотой выполняет поручение партийной организации отца, потому что каждый проданный экземпляр газеты - это материальная поддержка партии рабочих. Но есть и другая немаловажная сторона дела: каждый экземпляр рабочей газеты - это слово правды для тех, кто пытается уловить истину в мутном потоке лжи, которую выплескивают буржуазные газеты.

Идут вразвалку американские моряки. Эти газеты не купят! Идут распатланные девицы в обнимку с парнями. Этим рабочая газета тоже ни к чему. Возвращаются со смены докеры, спокойные, деловитые ребята.

- Купите газету, вы ещё не знаете последних новостей, - весело им кричит Шён, будто старым знакомым. Те и впрямь узнают его.

- Билл, да это же сын лоцмана Робертсона. Смотри, весь в веснушках! Давай твою газету, малыш!

Шён мог 6ы обидеться на слово «малыш», как-никак ему тринадцать лет, но он не делает этого, потому что докеры - свои люди, они знакомы с его отцом. И снова поток людей. Шён идет то им навстречу, то сбоку, стараясь попасть в такт их шагов.

- Купите газету рабочих!

- Ступай продавать свою газету в Россию! Красный!

Мальчик смотрит на того, кто прошипел эти слова. Нос клювом, редкие волосы. Судя по акценту, один из тех, кто недавно обосновался в Австралии. Ясное дело, этого субъекта вышвырнули из собственной страны, неважно из какой. И сын лоцмана не остается в долгу. Как можно учтивее он отвечает:

- С такими взглядами, сэр, вы не задержитесь в нашей стране. У нас не любят грубиянов.

- Я рассыплю сейчас твои веснушки, и ты будешь собирать их в консервную банку.

На перекрёстке появляется новая группа докеров.

- Если я повторю ваши слова этим людям, то вам не поздоровится. Вас вышвырнут пинком, как уже сделали где-то.

Шипящий господин обходит докеров стороной.

Шён подсчитывает выручку.

«Неплохо,- говорит он себе, - семнадцать экземпляров на одной стороне улицы, восемнадцать на другой».

Лоцман Робертсон будет доволен.


СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ САМАНТЫ

   Другие книги о Саманте Смит - ЧИТАЙТЕ в нашей библиотеке


Наташа Каширина и Саманта Смит

Наташа Каширина и Саманта Смит
Синеглазая девочка с волнистыми волосами, что ты делаешь сейчас в противоположной стороне земного шара? Вспоминаешь ли свою поездку в Советский Союз? Ты эти дни, дорогая Саманта, назвала счастливыми.

Конечно, это счастье: сойти с трапа самолета и сразу увидеть дружелюбные лица, океан цветов, доброжела-тельные улыбки. Саманта сказала всем по-русски: «Здравствуйте!» - и встречающие аплодировали ей, потому что американская школьница из далекого Манчестера желала добра и здоровья советским людям.

Короткое путешествие Саманты по Советскому Союзу началось с Красной площади. Это самое священное место в Советской стране. Здесь Мавзолей Владимира Ильича Ленина, Кремль, сказочной красоты дворцы, башни с рубиновыми звездами. Сюда приходят космонавты, отправляясь в дальние рейсы к звездам. В июльский полдень вместе с родителями пришла сюда и маленькая девочка, которая однажды задала взрослым тревожный вопрос: «А не случится ли война между Советским Союзом и. Америкой?»

Сердечно и уважительно Саманте Смит ответил Юрий Владимирович Андропов. Он написал, что советские люди не хотят войны, потому что они знают, как она ужасна. Юрий Владимирович пригласил американскую девочку приехать в нашу страну, чтобы она убедилась, как советский народ и его дети борются за мир.

...С моря уже наплывали синие крымские сумерки, когда Саманта в окружении толпы корреспондентов вступила на Костровую площадь Артека. По артековской традиции ей, как дорогому и почетному гостю, пионеры преподнесли хлеб-соль. Саманта даже растерялась, не зная, что делать с пышным золотым караваем на белоснежном рушнике. Наташа Каширина из Ленинграда приветствовала новую подругу по-английски:

- Мы знаем, что ты хочешь ближе познакомиться с жизнью нашей страны, хочешь больше узнать о6 Артеке. И поэтому мы приглашаем тебя в наш пионерский отряд. Вместе будем купаться, играть, участвовать в интересных делах. Добро пожаловать, Саманта!

Хозяева лагеря спросили девочку, где бы она хотела отдыхать: вместе с родителями или с артековцами?

- Конечно, с артековцами! - загорелись глаза у Саманты.- Я хочу знать, какие им снятся сны в этом чудесном месте.

Гостье из Америки подарили ладную артековскую форму: голубую юбку, белоснежную блузку и красивую пилотку, Саманта сразу превратилась в симпатичную артековку, только смуглого загара не хватало на ее веснушчатом лице.

- Саманта, неужели это ты? - спросил удивленный папа, а дочери не терпелось убежать вместе с новыми подругами на второй этаж Синего корпуса.

- Может, ты пожелаешь нам спокойной ночи? - мягко упрекнула Саманту мама.

Возбужденная девочка чмокнула маму в щёку, а папа махнул рукой:

- Некогда! Некогда! Скоро отбой.

Кровать Саманты стояла у стеклянной стены. Море вздыхало внизу в нескольких шагах от корпуса. Было тихо, и только лунная дорожка таинственно мерцала на волнах.

Девочкам очень хотелось расспросить гостью о её письме, о перелете из Америки в Советский Союз, но Саманта взмолилась, потому что очень устала:

- Девочки, давайте смотреть сны. Они перенесут нас в сказку. Впрочем, то, что окружает нас, разве не сказка?

Сон наступил мгновенно.

Утром ребят разбудил весёлый артековский горн. Веселый, потому что он обещает хороший, радостный день с играми, песнями, купанием. Вместе с артековцами Саманта сделала бодрую зарядку и окунулась в лазурное море. Девочка сказала потом, что раньше купалась только в озерах, где илистое дно, растет осока, а здесь ласковые волны баюкают морскую гальку, словно добрый волшебник гладит берег рукой.

Три коротких артековских дня Саманта купалась, загорала, участвовала в празднике Нептуна. Белоснежный катер увез артековцев далеко-далеко в море. По старинной традиции дети опустили в синие волны свою почту. Это закупоренные бутылки с письмами ребят. Кто выловит эти бутылки, тот узнает, о чем мечтают артековцы. Саманта в своем письме написала: «За мир на всю жизнь!» Рядом с Самантой были ее новые друзья: Наташа, Юра, Лиза, Саша, Аня. Они говорили по-английски и были очень рады, когда Саманта похвалила их: «Как хорошо, что мы говорим без переводчиков. От переводчиков у меня устали уши».

Американской девочке очень понравилась, наверное, русская речь, и она постоянно повторяла незнакомые раньше слова по-русски: «спасибо», «хорошо», «мир», «дружба», «молодцы», «море», «здравствуй».

- Я выучу русский язык! - твердо пообещала Саманта своим советским сверстникам.

Вечером, когда жгучее солнце сдало свою вахту первой вечерней звезде, на Костровой площади начался веселый праздник. В большом хороводе дружбы кружились маленькие узбеки, молдаване, латыши, украинцы, грузины, белорусы. Русский мальчик Володя Чурин играл на балалайке, а якутка Лена Пахомова на удивительном инструменте - камусе. Концерт был настолько зажигательным, что все дети, и юные артисты и зрители, завершили его общим веселым танцем. Саманта вместе с ребятами лихо плясала под ритмичную музыку грузинский танец.

Ей аплодировали все артековцы.

Потом на встрече с журналистами девочка, как взрослый человек, отвечала на многочисленные вопросы.

Корреспондент «Пионерской правды» спросил:

- Какими представлялись тебе советские ребята до поездки и какими оказались в действительности?

Она, улыбаясь, ответила:

- Мои представления полностью изменились. Они оказались гораздо лучше. Мне здесь хорошо.

- Что бы ты пожелала всем детям Земли?

- Жить надеждой, которой живу я: чтобы все мы прожили жизнь без войны.

Я спросил Саманту:

- Что бы ты сделала, если 6ы ты стала волшебницей?

Она подумала только мгновение, а потом сказала:

- Уничтожила бы все бомбы на земле.

Мы согласны с тобой, Саманта!

Когда государства тратят огромные деньги на бомбы и ракеты, танки и подводные лодки, то это бессмысленные расходы. Они лишь приближают войну. Было бы куда лучше искоренить болезни, накормить всех голодных, построить светлые школы, больницы, чудесные лагеря для отдыха детей.

Саманта очень любит животных и собирается стать доктором, чтобы лечить их. Это прекрасно! Ведь делать добро - это самое лучшее, что может придумать человек.

Ребята, которые провели с Самантой несколько дней, полюбили ее за то, что она не только мечтает, но и хочет внести свой вклад в дело борьбы за мир. В самом деле, если будут дружить рыбаки Камчатки и Калифорнии, космонавты Звездного и Хьюстона, рабочие Детройта и Тольятти, ученые Москвы и Нью-Иорка, если будут дружить дети Америки и Советского Союза, то войны не будет никогда.

На прощанье Саманта сказала:

- Ваш народ и дети - прекраснейшие на земле. Я убедилась, что советские дети такие же, как американские, они хотят жить в мире.

Мы верим, что об этом Саманта расскажет в Америке.



Продолжение следует


• НАВЕРХ