Анастасия Бурыкина
«Юность, опалённая войной»
Автор - вожатая «Алтайского Артека», окончив в 1943 году белокурихинскую школу, пришла работать в «Артек», который в это время находился в её посёлке.

1   •    2   •    3   •    4   •    5   •    6


- 1 -

Наступил сентябрь. С 1 по 7 классы пошли учиться. Трудностей добавилось. Если в 1-й военный год у кого-то ещё были скудные запасы тетрадок, кой-какие учебники, чернила, то теперь они истощились. Шёл 2-й год страшной кровопролитной войны. Страна жила под лозунгом: «Всё для фронта, всё для победы!» Дети шли в школу полуголодные, полураздетые. Старшеклассники продолжали работать.

В школе и в селе давно знали, говорили о приезде Артека, готовились к встрече. Ждали. И вот 11-е сентября 1942 года. Незабываемый день в жизни Тани и в жизни всего алтайского села! Старшеклассникам дали в этот день выходной. Таню Вия Петровна тоже отпустила. Все собрались в школьном дворе.

Наконец, показалось облако пыли, и из-за поворота выскочил первый грузовик, за ним второй, третий… Волнуясь, все прижались к школьному забору, мальчишки уселись на него верхом. Женщины плакали. Все знали: они, эти дети - «оттуда», это – дети войны, они были «там».

И вот уже в классах, где было по четыре Тырышкиных Ивана, столько же Казанцевых, ещё больше Кайгородовых, зазвучали непривычные для белокурихинских ребят имена и фамилии: Коцман, Тамм, Лембит, Этель, Паэорг, которого почему-то все звали Спец. Однако, все очень скоро привыкли и к самим ребятам, и к их именам.

Когда 1-го октября старшеклассники пришли на занятия, они не узнали свою школу. Московский интернат, доставлявший по прибытии много хлопот, теперь как-то естественно влился в Артек и даже не пытался соперничать с ним ни по каким статьям. Артековцы учились только на «отлично», вели себя безукоризненно. Оно и понятно: ведь лучшим из лучших пионерам страны предоставлялись путёвки во Всесоюзную пионерскую здравницу в Крыму, где «воздух голубой», у «берегов шумит прибой». Как-то само собой, очень скоро стёрлась грань между артековцами и интернатскими. И все они стали примером для местных ребят. Несмотря на то, что Артек разместили в 3-ем корпусе, а это далеко, почти у подножия Церковки, не было случая, чтобы кто-то из артековцев опоздал на урок. В этой многонациональной семье ребята были необыкновенно дружны. Много раз приходилось наблюдать, как в зимнее морозное утро старшие ведут за руку малышей в школу, как мальчики уступают дорогу девочкам. Наблюдались иногда шалости со стороны отдельных ребят, но это так, детские проказы, не более.

Часто в школу приходили артековские вожатые. Неизвестно, что им говорила Анастасия Поликарповна, заменившая ушедшего на фронт мужа на посту директора, но своим белокурихинским ученикам она не уставала повторять:

- Будьте повнимательнее к этим детям, не обижайте их, они и без того натерпелись.

Разумеется, местные ребята и не думали их обижать.

В общественной жизни школы артековцы мало принимали участия, потому что в Белокуриху Артек прибыл уже со сложившимися трудовыми традициями. Ребята были разбиты на несколько трудовых бригад, сохранивших своё направление и здесь. Старшие мальчики работали на подсобном хозяйстве курорта, на лесозаготовках, на конном дворе. Девочки трудились в столовой, на кухне.

Однако местные ребята, особенно в первое время, приглашали артековцев на свои пионерские сборы, просили их рассказать о себе, о том, что произошло с ними прежде, чем они попали сюда, на Алтай.

И ребята охотно приходили.

Сначала они пели любимую артековскую песню:

Из Омска, из Орла,
Из пограничного села –
Со всех концов, полей, морей и рек.
И паровоз гудит, и самолёт летит
В Артек! В Артек!

А потом белокурихинские школьники узнали: в июне 1941 года 19, 20, 21 числа этих ребят везли в Артек. Но уже 22-го июня юные артековцы не заметили в Крыму ни голубого воздуха, ни силуэта горы. И шум прибоя был иным. Традиционное торжественное открытие сезона, намеченное на этот день, было прервано страшным словом «война». И сами дети, и вожатые, Володя Дорохин, Тося Сидорова или Нина Храброва, по очереди рассказывали, какие трудные дни пришлось пережить и детям, и работникам здравницы.

Сотни тревожных телеграмм были получены от родителей со всех уголков страны: «что будет с их детьми»? Небольшими группами стали сопровождать ребят по домам вожатые и другие работники лагеря. Только детей Прибалтики, Западной Украины, Молдавии, Белоруссии некуда было везти, и за ними приехать никто не мог: враг уже топтал их родную землю, разрушал их сёла и города. Страшно было детям при мысли, что их родные семьи там, где уже гремят бои, а они здесь. Увидятся ли?

- Но паники не было, - говорили вожатые, - мы были уверены: война скоро кончится.

Правительство решило оставить всех этих ребят вместе и сохранить Артек как единицу. Таким образом, три сотни ребят под руководством Ястребова Гурия Григорьевича и четырёх вожатых – Володи Дорохина, Тоси Сидоровой, Нины Храбровой и Толи Пампу – 6-го июля 1941 года были эвакуированы в Подмосковье, в бывшее имение бабушки Лермонтова, в санаторий «Мцыри». Летом этого же года лагерь переезжает через Москву в Сталинград, сначала по Волге, затем на берег Тихого Дона в опустевший Нижне-Чирский дом отдыха.

- Особенно трудной, - вспоминали вожатые, - была зима 1941-42 г.г., когда кочующий лагерь жил в прифронтовом уже Сталинграде по законам военного времени. Отсюда лагерь решено было перевезти в глубокий тыл, сюда на Алтай. И вот мы здесь.

Ребята и учителя слушали рассказ вожатых, затаив дыхание. Таня весь этот трудный путь Артека мысленно «прошагала» вместе с ребятами. «Ну, кто же после этого будет обижать этих несчастных детей?», - с грустью думала она. Ей хотелось прямо сейчас бежать с ними вместе, помогать вожатым. Но впереди ещё учёба, серьёзные экзамены за 10-й класс. А там… что там, после 10-го, Таня не знала. Уж, если из 8-го класса мать рада была взять её с собой на работу, затрудняясь заплатить за обучение 150 рублей, то о каком институте можно говорить или мечтать теперь? Придётся идти работать. Конечно, Вия Петровна с удовольствием возьмёт её опять в свой корпус. А Миша и вовсе размечтался, что Таня после реэвакуации санатория поедет вместе с ними. Ведь рано или поздно война закончится, их увезут из Белокурихи обратно, а он, Миша, скоро встанет на ноги. Последнее время он только об этом и говорил во время редких коротеньких встреч и в частых длинных письмах, которые он то и дело пересылал с тётей Марусей, их санитаркой. Таня же прониклась мечтой: сразу после окончания школы пойти работать вожатой в Артек. Она заранее договорилась с матерью, чтобы та попросила начальника лагеря об этом. (Марья уже работала под его началом в кочегарке).

Однако, как гром с ясного неба, обрушилось на Таню новое молчание Коли. Последний треугольничек она получила к 8-му марта, где Коля писал, что их часть сражается в районе Сталинграда. Из сообщений Советского Информбюро Таня уже знала, что жестокие бои в районе Сталинграда и в самом Сталинграде продолжаются с 17-го июля 1942 года. Именно зиму 1941-42 г.г. находился в самом Сталинграде Артек. Теперь уже из рассказов ребят-артековцев Таня знала, как страшно было в этом суровом городе, тёмном по вечерам из-за стветомаскировки… Каждую ночь – воздушная тревога. Клубы, театры, некоторые больницы и школы превратились в госпитали.

Может, в одном из них, весь изувеченный, без сознания, мечется от боли её Колька? А что, если….? Но этого «если» Таня не могла допустить.

Наконец, Информбюро сообщило, что 31-го января 1943 года «героическим сопротивлением советских войск остановлено вероломное наступление фашистских войск во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом, сдавшемся в плен».

2-го февраля 1943 года завершилась Сталинградская битва. Началось наступление советских войск от Сталинграда вперёд на запад, к Берлину. А впереди ещё было два года и три месяца войны.

[...]




На следующий день рано утром Таня сразу пошла в Артек. Спросила вожатую Нину, которая приходила в День открытых дверей со своими ребятами. Фамилию Нины она не знала, внешность девушки хорошо запомнила. Нину быстро позвали. Увидев Таню, девушка приветливо улыбнулась.

- Ты ко мне? Проходи.

- Да я пришла узнать, нет ли у вас в Артеке свободного места? Уезжала в Томск, поступила в индустриальный институт, но учиться не на что. Пришлось оставить институт, работать надо. Летом, Вы знаете, я работала в районном летнем лагере при нашей школе. Вообще люблю пионерскую работу.

Но Нина уже не слушала. Она тащила Таню за руку по коридору к начальнику лагеря. Постучала, открыла дверь и почти втолкнула в кабинет, оставив чуть растерявшуюся девчонку одну. Таня увидела перед собой высокого, косая сажень в плечах, немолодого мужчину. На голове шапка густых чёрных с проседью волос. Глаза смотрят прямо, пронзительно, словно прошивают тебя насквозь. Таня «собрала себя в кучу», как учила мама Агафья, выдержала его взгляд и спокойно сказала:

- Здравствуйте. Я пришла узнать, не возьмёте ли Вы меня на работу.

- В качестве кого? Что Вы умеете делать?

- Да всё умею: шить, стирать, полы мыть. – Таня не рискнула этому «суровому дяде» сказать, что могла бы с детьми работать. Но Нина, как она позднее созналась, стояла за дверью, и как только Таня начала перечислять, что она «умеет», постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

- Гурий Григорьевич, какие полы, какое шитьё и стирка? Это же готовая пионервожатая!

- Так-таки и готовая?

- Да она же всё лето работала старшей вожатой в районном лагере при школе. А мы просто задыхаемся: на три сотни ребят - нас, вожатых, всего трое. И то, я думаю, Володя всё-таки добьётся, чтобы его взяли в армию.

- Ну, хорошо, хорошо убедила. Беру, но с одним условием, - обратился он к Тане, - жить будете здесь, в Артеке, и полностью подчиняться всем нашим внутренним законам. Режим у нас для всех один.- И уже опять к Нине:

Беру под Вашу личную ответственность. Ознакомите её со всем подробно, поселите в своей комнате вместо Ривы Черноморец. Её переведёте к старшим девочкам. Всё. Свободны обе. Идите.

Таня, когда услышала, что её «обязывают» жить в Артеке, готова была броситься к начальнику и расцеловать его. До того же это было кстати, вовремя! Она избавится от необходимости жить под одной крышей с Марьей, и в то же время, в глазах всех – и родственников, и друзей, той же матери Марьи - она права. Ведь её только с этим условием и взяли на работу. «Господи! Какое это счастье!» – про себя ликовала девушка.

В этот же день Нина устроила её в свою комнату, ознакомила с режимом и познакомила с вожатыми – с Тосей Сидоровой, с Володей Дорохиным, с которым Таня была уже знакома через куплю-продажу энциклопедии.

«Он тогда сказал, что уезжает на фронт», - недоумевала Таня, но ничего не сказала. Позднее Нина ответила на Танин вопрос, почему Володя всё ещё здесь:

- Его не взяли из-за очень слабого зрения. Он и тебя, конечно, не узнал – он же совсем слепой.

И в этот же день занялись организационным вопросом: «разукрупнять» отряды. Подбирали одинаковых по возрасту ребят из всех трёх отрядов, создавая четвёртый для Тани. Ребята были недовольны, приходили с просьбой не переводить их в «чужой» отряд «от своего вожатого». Тане было обидно видеть эти «ребячьи капризы», а потом и вовсе пала духом.

- Они же меня не полюбят, и как я буду с ним работать?

- Захочешь – полюбят, - ответил немногословный Володя. А Нина пыталась утешить её:

- Мы же видели, как тебя любили твои ребята. Всё лето только и слышно было: «Таня, Танечка!». Вы же мимо нас ходили на «камушки». И эти ребята не из другого теста. Ещё как полюбят.

И Таня приняла отряд. Первые дни ходила на сборы к Тосе, к Нине – приглядывалась, училась. Скоро перестала робеть, вошла в колею. Она совсем по-детски каталась с ребятами на санках с горы, играла в снежки, строила сказочный теремок, лепила снежную бабу. И ребята очень скоро привыкли к ней. Однако новая вожатая никогда не давала повода для расхлябанности, во всех делах была требовательна, строго соблюдала режим. Таня видела, что пережив трудный путь эвакуации от Крыма до Алтая, преследуемые немецкими самолётами, взрывами бомб и снарядов, артековцы по приезду в мирную Белокуриху успокоились. Лагерь жил уже размеренной, организованной жизнью, перейдя на самообслуживание. Ребята были разбиты на несколько трудовых бригад. Сложилось отличное самоуправление: советы отрядов и совет лагеря зорко следили за дисциплиной, за учёбой ребят и за выполнением любого порученного им дела.

Вожатых стало четверо, но у каждого из них были хорошие помощники из старших ребят, повзрослевших во время странствий лагеря от Крыма до Алтая. Многих из них уже приняли в комсомол. Алёша Диброва из украинской группы и Натан Остроленко из белорусской были верными помощниками старшего вожатого Володи Дорохина, у Тоси – Галя Товма и Валя Трошина – из Молдавии, у Нины – Иоланда Рамми, Володя Аас, Ира Мицкевич, Шура Костюшенко. К приходу Тани, Ира сама уже стала вожатой. Им с Таней хорошей помощницей была Тамара Смолова. И, как над «новенькими» шефствовала Нина.

Работа с этими детьми осложнялась тем, что все они были без родителей, далеко от дома и не знали, когда вернутся домой. Более того, их родной дом и родители находились на территории, занятой врагом – это дети знали хорошо. А что значит - быть под оккупацией врага, они понимали, ведь враг преследовал их по пятам, они пережили воздушные налёты на Сталинград.

Но случавшуюся иногда растерянность, промахи в работе помогала преодолевать железная воля начальника лагеря. Таня скоро поняла его внешнюю суровость и внутреннюю доброту. Чем требовательней и строже был тон начальника, тем сильнее возрастало чувство долга, хотелось больше и лучше сделать, тем более что постоянно можно было слышать: « Надо стараться сделать лучше, чем можешь».

Собственно, на отрядную-то работу не так уж много времени и оставалось. Лагерь ведь жил на самообслуживании. Ланда Рамми была главным портным. Под её руководством старшие девочки обшивали весь лагерь: чинили порванную одежду, шили новую, готовили костюмы для художественной самодеятельности. Две бригады девочек работали в столовой: одни помогали на кухне – готовили, мыли посуду. Другие накрывали столы.

У мальчиков была работа на конном дворе. С удовольствием ухаживали за лошадьми: чистили, кормили. Особенно нравилось им помогать возчикам. Муля Тамм, Володя Николаев считали верхом блаженства, выполняя поручения руководства лагеря, отправиться в дальний путь на санях: за 40 километров в райцентр, в Смоленское, или даже за 80 – в Бийск. Первое время они помогали возчикам, а потом и сами стали заправскими возчиками. Сами научились запрягать, закутывались в тулупы – и в путь! Мальчишки гордились своим занятием: им столько доверяют взрослые!

Младшие посещали школу. После обеда усаживались у себя в комнатах, а кто находил и ещё где-то тихий уголок – готовили уроки. После трудового дня на вечерней линейке ребята рапортовали своим командирам о выполнении заданий – по-деловому, со всей ответственностью.

Но не только отлично учиться и прилежно трудиться умели эти ребята. Умели они и отдыхать! Сколько раз они выступали со своими концертами перед населением! А какие на всю жизнь запомнившиеся вечера отдыха устраивали у себя дома, в лагере (ведь лагерь для них стал теперь домом родным)! Вот кружатся в вихре танца Харальд Ильвес, Володя Николаев, Кальо Полли, Муля Тамм, Тамара Крончевская, Валя Тазлова, Сальме Кару, Айно Саан. Вот звучат звонкоголосые песни на украинском, молдавском, эстонском языках. А вот уже раздаются русские песни в едином хоре под неизменный аккомпанемент любимца военного Артека Алёши Дибровы.

Шуточные сценки, затейливые аттракционы, эстафеты… И, глядя на эту развеселившуюся многонациональную семью, женщины села, придавленные горем, непомерным трудом, постоянным недоеданием и недосыпанием, забывали на время о тяжком лихолетье, оттаивали душой. В их сердца вселялась уверенность: нет, никакая чёрная сила не сможет сломить нашего народа, не быть злому ворогу на Советской земле! Такие мысли уносил каждый, кто находился в концертном зале или присутствовал на вечере отдыха.

Утром и взрослые, и дети с удвоенной силой возьмутся каждый за своё дело и будут выполнять его с любовью, с душой. Знали: это удар по врагу. А пока…

Опускается ночь над Артеком,
Разойтись по палатам пора.
Перекличку ведёт с человеком
Часовой наш Церковка-гора.
Вместе дети Советской страны –
Белорус, украинец, казах –
Спят спокойно вдали от войны,
Шум прибоя им снится в горах.

С Колей Таня встретилась только две недели спустя. Сначала он высказал ей свою обиду, что она не показалась ему по приезду, но Таня объяснила ему и причину возвращения, и почему сейчас всё ещё не дала ему знать о себе. Коля понял и пошутил: - Это невестке отместки. Я дольше мучил тебя.

- А ты мучился? – с любопытством спросила Таня.

- И не только я. Миша тоже переживает.

- Я не знаю, будем ли мы вообще сейчас видеться. Знаешь, какой строгий у нас начальник.

- Ну, это мы ещё посмотрим. Что-нибудь придумаем. С девяти до одиннадцати ты ведь свободна.

Таня попросила Колю отправить посылку в Бийск.

- Да я сам послезавтра еду в город, давай адрес, я занесу.

Так и сделали.

В комнате, куда поселили Таню, сложилась очень дружная четвёрка: Нина Храброва, Ира Мицкевич, Таня и Муза Друбажева – медсестра. И почему-то вскоре возникли клички: в разговорах между собой Нину стали называть «Ник», Иру – «Митька», Музу – «Мик», а Таню переделали в «Тик», но ей это не понравилось, и она стала «Тико», иногда Нина называла её ласково «Тикоша».

Однажды на имя Нины Храбровой, ответственной вожатой за эстонскую группу, пришла телеграмма от имени правительства Эстонской ССР. Она назначалась уполномоченной по Алтайскому краю по сбору средств на танковую колонну «За Советскую Эстонию». Гурий Григорьевич сказал коротко: «В стороне оставаться нельзя».

Посоветовавшись, Нина со своими эстонскими ребятами решили давать платные концерты. Сначала начальник лагеря возражал, но иного выхода не было – согласился. Самодеятельность у эстонской группы была отличная. Общими силами разработали программы, и ребята стали давать концерты не только в Новой, но и в Старой Белокурихе. Ланда со своими «швеями» - Адой, Айной, Астой – готовили костюмы: на белые блузки и рубашки нашили эстонские национальные узоры. На тёмных юбках, извлечённых из домашних чемоданчиков, хранившихся на складе, нашивались цветные полоски. Сшили даже национальные головные уборы.

Репетиции шли ежедневно. Аккомпанировал на баяне Алёша Диброва. Обязанности конферансье исполняла Тамара Крончевская. Объявит номер – и тут же вливается в танец или в хор. Юра мельников и Кальо Полли написали красочные афиши, в которых указали, что сбор средств – в фонд танковой колонны. Успех был неописуемый!

Но концерты эстонской группы – это не единственный вклад в работе Артека для помощи фронту. Не раз устраивались и общелагерные концерты. Кроме того, ребята ведь принимали участие и в работе на ферме, в саду… Их руками было заработано и перечислено в фонд Красной Армии 117 тысяч рублей. Вклад артековцев в оборону страны был отмечен благодарственной телеграммой Верховного Главнокомандующего. Ребята почувствовали себя не просто повзрослевшими, но и полезно повзрослевшими.

[...]




В декабре 1943-го года проводили на фронт своего любимца, незаменимого баяниста Алёшу. Вскоре узнали, что он принимает участие в боях за освобождение родных мест своих друзей-артековцев из Прибалтики.

Новый 1944-й год встречали уже без сопровождения Алёши. Ребята, особенно старшие девочки, заметно грустили. Неожиданно появился Володя Дорохин с баяном в руках. Все знали, что играть он не умеет, удивлённо заоглядывались. Следом за Володей подходил молодой лейтенант с повязкой на глазу. Таня повернулась в ту сторону, куда все вдруг стали глядеть, и сердце её застучало так, что, наверное, заглушало все шумы и разговоры. – «Что он надумал? Зачем явился?» – с беспокойством подумала она. А Коля (это был именно он), как ни в чём не бывало, уже шёл рядом с Володей и здоровался со всеми, кивая головой направо и налево. Володя подошёл к начальнику лагеря:

- Гурий Григорьевич, я вот встретил знакомого товарища, пригласил к нам на праздник. Он играет на баяне, пусть хотя бы в этот вечер заменит нам Алёшу, а то, я смотрю, девчонки совсем скисли. – Начальник одобрительно похлопал Володю по плечу:

- Молодец, Володя, - и подал руку лейтенанту, представился:

- Ястребов Гурий Григорьевич, начальник лагеря.

- Швецов Николай.

- Где воевали?

- На Сталинградском. Вышел из строя в Сталинграде.

- Бывал и наш Артек там. Кое-что видели своими глазами. До Камышина добирались под обстрелом фашистских самолётов.

Коля взял в руки баян, тронул клавиши. Ребята сразу оживились. Начался весёлый хоровод. Весь вечер радостно звенели детские голоса, раздавался смех, не прекращались танцы, национальные пляски. Под аккомпанемент струнного оркестра эстонский «тульяк» сменяла украинская «гуцулка». Русский «трепак» чередовался с белорусской «лявонихой». Черноглазая Тамара Ткаченко и Галя Товма лихо исполнили свою народную пляску «молдовеняска». А любители стихов тоже не остались в долгу: тихий, воспитанный белорусский мальчик Яша Бергер, подошёл вплотную к нарядной ёлке и, вытянувшись, широко расставив ноги, зычно, совсем по-взрослому, громыхнул:

- «Я волком бы выгрыз бюрократизм!»

Оля Брейтман, тоже из белорусской группы, очень маленькая девочка, замечательно прочитала стихи Агнии Барто. Одним словом, вечер прошёл великолепно.

Перед уходом Коля улучил момент подойти к Тане. Поздравили друг друга. Он передал ещё Тане открытку от Миши.

А в конце января Володя Дорохин всё-таки добился своего: его взяли на фронт, где он в первом же бою и погиб.